По неофициальным данным, в белорусском Бресте находятся тысячи соискателей статуса беженца в Польше. Ежедневно на утреннем поезде в польский Тересполь едут около ста выходцев из Чечни, но заявление на получение статуса принимают у одной-двух семей. Остальных возвращают обратно в Белоруссию.

Брест – приграничный город. Через него беженцы из Чечни стали уезжать в Европу еще во время первой военной кампании в республике. За десятилетия протоптанная дорога в Польшу стала для многих граждан России окном в Европу.

По мнению некоторых экспертов, вопреки международным соглашениям, пограничные службы месяцами не пропускают беженцев, пытающихся пересечь границу для подачи заявления на получение статуса убежища.

Миссия помощи беженцам в Бресте Human Constanta в июле 2017 года направила в Европейский суд по правам человека четыре обращения с жалобами на действия польских пограничников в отношении людей, которые нуждаются в убежище. Все семьи, которые писали жалобы, рассказывали о преследованиях на родине и утверждали, что являются жертвами незаконных задержаний и пыток.

В ожидании документов

…Я стою на пешеходном мосте. Мимо меня проходят две пожилые женщины в хиджабах и несут большие дорожные сумки. За ними шагает молодой чернявый мужчина лет 35-и, ведет за руку двоих маленьких детей, следом идет молодая женщина в хиджабе, у нее в руках младенец. Они спускаются по лестнице и заворачивают в международный вокзал.

Туда же направляется молодая девушка с мальчиком. Он вцепился в руки матери и жалобно просит взять его на руки. Девушка тяжело вздыхает и поднимает сына. Замечаю, что у нее худющие ноги с опухшими коленями, бледное лицо немного вытянуто вперед, черные кудрявые волосы небрежно собраны в пучок. К ней и ребенку медленно подходят пожилая женщина лет длинном платье и невысокий мужчина лет 30. Вместе они спускается вниз по лестнице к вокзалу. Увидев мою камеру, семья чеченцев быстро отворачивается и уходит на таможенный контроль.

Эти люди хотят попасть в Польшу в надежде найти убежище на территории Евросоюза, чтобы потом устремиться вглубь Европы – в Англию, во Францию, в Германию. Но дверь, впускавшая за эти годы сотни тысяч ищущих спасения, захлопнулась. Назад же никто не желают вернуться. Многие оседают в Бресте, снимают жилье и ходят почти каждый день на вокзал, чтобы узнать сколько на этот раз впустили семей в Польшу.

Польское правительство не скрывает своей позиции – беженцы им не нужны. Тут считают, что войны в Чечне нет, республика восстановлена, а причины криминального или экономического характера – голод и нищета – не являются основаниями для получения статуса беженца.

На таможенном контроле я ожидаю отбытия поезда «Брест–Тересполь». Разговорилась с пожилой чеченкой.

— Переживаю. Наши паспорта забрали и сказали ждать.

— Куда направляетесь?

— Едем сдаваться в Польшу.

— Зачем?

— Если бы вы жили в Чечне, все сразу бы поняли.

— А разве там так плохо? Там ведь войны нет. Все восстановлено, мечеть такая красивая у вас.

— Да, мечеть красивая. Для мусульман там все есть. Мы можем молиться, носить платок – никто не запрещает. Но хорошо там живут только избранные. Я вот получаю пенсию 6 тысяч рублей. За газ и свет мне нужно заплатить 7 тысяч.

Многие из желающих получить убежище уклоняются от контактов с прессой, скрывают лица, прячутся от камер.

На брестском вокзале

Поезд приехал.

Паспорта чеченцам отдают в последнею очередь. Пограничники позвали их к столу и стали передавать документы после того, как отдали паспорта с визами. «Визовиков» направили во второй и третий вагон, первый отвели для чеченцев.

Смотрю в окно и жду: пустят ли «моих» беженцев. Та пожилая чеченка, девушка с ребенком и мужчина садятся в вагон. А женщин в хиджабах, мужчины с двумя детьми и девушки с младенцем не вижу – их не пропустили.

Первый вагон полон чеченскими беженцами. Все они в Тересполе озвучат просьбу об укрытии, но быть услышанной удастся лишь одной (редко – двум) семье. Остальным пограничники поставят в паспорт отказную печать – как туристам, приехавшим без шенгенской визы.

Польское правительство стремится закрыть путь для беженцев. И пограничники теперь не запускают всех желающих, как было в девяностые и в начале двухтысячных. Но шанс есть у всех даже сегодня.

Когда беженец говорит пограничнику, что просит убежище, последний оформляет документы и направляет заявителя вместе с ними в офис управления по делам иностранцев. Вся процедура проводится на русском. У людей берут отпечатки пальцев, фотографируют и дают заполнить анкету, где необходимо подробно изложить все обстоятельства своего дела: бывали ли они раньше в Европе, по каким причинам просят убежище и многое другое.

После получения документов, подтверждающих, что они официальные соискатели убежища, всех направляют в центр для беженцев. Там они регистрируются и селятся. Им полагается пособие, помощь.

— Истинные причины своего бегства с Родины люди скрывают. Даже просто рассказав свою историю, каждый опасается усугубить опасность, грозящую ему и близким. Многие бояться доносчиков, — рассказывает мне в Польше представитель волонтерской организации помощи беженцам.

Мои попытки встретиться и поговорить с беженцами из Чечни сводятся на нет. Звонишь им, они соглашаются приехать, но при встрече отказываются говорить на камеру, даже против съемок со спины. Они охотно рассказывают о своей жизни, но при этом просят не писать их имени, а о важных фактах в биографии и вовсе умалчивать.

Моя виза краткосрочная, возвращаюсь обратно. На границе Польши и Белоруссии пограничник говорит, что я должна была вернуться еще вчера. Объяснение, что перепутала даты, не помогает. Меня отводят в комнату для «заключенных» – для тех, кто незаконно пребывал в Польше. Со мной проводят практически те же процедуры, что и с беженцами. Анкета, снимок, отпечатки пальцев.

Надписи в комнате для «заключенных»

Ознакомившись с моими документами, пограничники узнают, что отец мой из Чечни. Тут же начинают спрашивать о матери. «Моя мама – полька», — отвечаю. Ко мне подходит молодая сотрудница таможни.

— Вы просите убежище? Вашей жизни угрожает кто-нибудь?

— Вроде пока нет. А что, много кто просит?

— Много.

— И как много?

— Да каждый день мы принимаем до 100 человек, которые хотят сдаться. Раньше их больше было намного.

— А где они все живут, пока вы решение принимаете?

— Кто они?

— Ну, беженцы.

— Их увозят в специальные лагеря, там они ждут: оставят их в Польше или же депортируют. Иногда решение принимается сразу. Но для того, чтобы получить убежище, должно быть веское обстоятельство, поэтому 90 процентов этих людей возвращают обратно. Они оседают в Бресте, живут, как говорят некоторые, на вокзале или снимают себе жилье. Вот вернетесь в Брест, зайдите на вокзал и спросите у них. Почти каждый из них рассказывает, что их преследуют, им угрожают, звонят с неизвестных номеров с требованием вернуться домой, что в Чечне у них нет работы — чтобы устроиться, нужно отдать взятку работодателю, а потом с каждого месячного дохода половину отдать в какой-то фонд имени Кадырова. Говорят еще о каком страшном месте, где всех пытают.

Сотрудницу польской таможни даже не спрашиваю, как зовут ее. Читая документ о моем нелегальном нахождении за границей один день, она еще раз спрашивает меня.

— Вас точно не преследуют?

— Нет.

— Вам нужен адвокат, поверенный или правозащитник?

— Нет.

Мне вернули паспорт, и я иду в ту самую комнату для «заключенных», чтобы забрать свои вещи. На стенах комнаты различные надписи от руки.

«Среда 4 января 2017 г. Итум – Кали», «Пустите пи…ы», «Менты – козлы», «Хамлай Старые Атаги 16.08.16», «И не упокоится душа ингуша пока он не увидеть родню душу», «Ваха Брест»…