Примечание
Данное произведение — это по сути дела есть тайный доклад Фридриха Боденштедта русскому царю, отражающий реальную картину происходивших тогда событий. Вполне объяснимо, что доклад печатался в тайном придворном книжном издательстве Декера в 1855 году.
3. СУФИИ И МЮРИДЫ, ИЛИ СВЯЗЬ СУФИЗМА С НОВОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ОБЩИНОЙ, СОЗДАННОЙ В ДАГЕСТАНЕ
В нашем изложении неоднократно указывалось на то, какую роль в истории освободительных войн в Дагестане играл религиозный фактор. Религия в том виде, в каком ее приняли Гази-Мухаммад и Шамиль, приобрела в дальнейшем значение, благодаря которому принадлежит достойное место в истории. Религия стала огнем, от жара которого разнородные элементы, очистившись, слились воедино; стала раствором, который продолжительное время соединял раздробленные обычаями, верованиями и наследственной ненавистью племена Дагестана, стала в конечном итоге мощной пружиной, объединившей силы этих народов.
Странным образом этот свежий, привитый на одичавшее дерево ислама, росток до сих пор оставался вне поля зрения. Нам рассказывали много и по-разному о делах горских народов, не задумываясь о том зачаточном элементе, который положил начало этим делам, подобно тому, как случайный путник проходит мимо журчащего потока, не думая о высокогорном источнике, из которого он берет свое начало.
Все, что сообщают различные корреспонденты по поводу этого крайне важного религиозного движения в Дагестане, можно передать несколькими словами: Шамиль образовал новую общину, сторонников которой называют мюридами, и они для отличия носят белые шапки, в то время как шапки других борцов за свободу коричневого, голубого или желтого цвета. А что скрыто под этими белыми шапками, забыли отметить.
Мы попытаемся хотя бы частично восполнить этот пробел, сделав религиозный элемент, который находится в центре внимания движений в Дагестане, центром внимания в нашем описании.
До выступления Гази-Мухаммада большая часть Дагестана, которая сегодня восстала, была подчинена русским. Ермолов, вслед за Цициановым, был лучшим из полководцев, которые когда-либо противостояли горцам. Он сумел – то путем раскола веры, то разжиганием кровной мести, то раздуванием вражды между отдельными племенами – ловко использовать запутанное положение в Дагестане в интересах России и завоевал, как никто другой из его предшественников и последователей, авторитет среди горских народов.
С покоренными племенами он обращался с подкупающей мягкостью, а с враждебными, напротив, со строгостью, граничащей с жестокостью. Русский до мозга костей, восторгавшийся славой своего отчества, он считал святым любое средство, которое давало России преимущество. Он бросал факел раздора между вражескими племенами и поддерживал более слабых против более сильных, чтобы сделать первых обязанными, а последних подчинить. Никогда еще не жил победитель хуже на территории побежденных и никогда имя победителя не вызывало в памяти народа такого ужаса и одновременно почтения, как имя Ермолова у народов Кавказа.
В противоположность ему Гази-Мухаммад стоял в начале своей карьеры; след полководца России был той бороздой, в которую мюриды Дагестана бросали зерна новой веры.
Эта доктрина, которая, по-видимому, была лишь модифицированным в соответствии с потребностями исторического момента суфизмом, была предназначена для того, чтобы положить конец распрям и преодолеть религиозные разногласия, чтобы победить это чудовище – кровную месть и сплотить все народы Дагестана в их совместном устремлении.
Для обоснования нашего мнения о тесной связи суфизма с дагестанской доктриной мы приводим здесь отрывок из ранее упомянутого русского источника, который был предназначен для того, чтобы показать царскому правительству важность религиозного момента в Дагестане. В переводе этот отрывок имеет следующее содержание:
«Дагестанские и чеченские философы полагают, что в человеке присутствует три четко различаемых элемента:
нравственный,
духовный,
физический.
Из этих трех элементов, которые все сообща способны оказывать воздействие одинаковой силы, физический занимает самое низкое место, однако, если духовный и нравственный от небрежного отношения ослабевают, этот элемент может выйти на первое место. Однако в результате нашего врожденного несовершенства физический элемент часто становится основным, поэтому для предупреждения возникающих из этого нежелательных последствий, люди договорились подчиняться законам, исходящим от своих лучших представителей и мудрецов с тем, чтобы так сдерживать свою силу в нужных рамках и наказывать за любые выходы за эти рамки. Этот свод законов мусульмане называют шариатом.
За физическим элементом следует духовный, который пробуждает и питает в человек сознание, ум и обусловленные ими способности. Но и духовный элемент нуждается в обуздании и сдерживании, чтобы он не превратился для человека в тирана; поэтому у мусульман есть другая книга, которая предписывает этому элементу, по какому пути ему идти и которая на святом языке называется маа-рифатом.
И, наконец, нравственный элемент, третий и самый насыщенный, учит как бороться со страстями и как умерить их, и ведет таким образом человека, очищая и облагораживая его, к его высокому назначению. Все, что написано для облагораживания наших чувств, для канонизации наших мыслей, для расширения познания Всевышнего, — короче все, что ведет нас к совершенству, содержится в книге, которую мусульмане называют тарикатом».
В конце названного сочинения содержится следующее примечание: «В результате различного толкования учений Пророка (а.с.с.) исламскими философами рано сложились – как это вообще неизбежно в процессе развития любой религии – уже отделившиеся друг от друга секты или школы, и при этом не удалось избежать того, чтобы властолюбивые священники в политических целях не злоупотребляли бы верой Мухаммада (а.с.с.) Более всего это политическое влияние проявилось в толковании этики или тариката, который, хотя и базировался на Коране, был полностью преобразован, и в этой новой форме раньше всего и больше всего приобрел влияние и силу у персидского народа. Под тарикатом в целом мы понимаем, таким образом смешанную с политическими взглядами этику мусульман, объявивших себя членами упомянутой общины.
Руководители новой школы назывались мюршидами, а их сторонники мюридами. Как огромно было влияние, которого добивалась духовная власть при помощи доктрины, мы видим на примере мюршида Муллы-Мухаммада. Подобно тому, как он вначале опирался только на религию, а в дальнейшем, с укреплением светской власти, преследовал светские цели, так и названный в наших сообщениях мюршид Мулла-Мухаммад долгое время предавался только религиозным постулатам, которые все же затем, особенно его последователями Гази-Мухаммадом и Хамзат-Беком, были использованы для политических нужд».
Так пишет наш русский автор. Он описывает положение вещей, не понимая, как нам кажется, сути происходящего. Верное в своей основе, в подробностях же неполное и неточное, описание дает основание сделать вывод лишь о поверхностном знакомстве автора с предметом. В какой мере это описание верно, когда речь идет о мюридах Дагестана, нам трудно сказать с полной определенностью, ввиду того, что события здесь до сих пор еще не открылись нам как законченный, завершившийся процесс, а пребывают в стадии развития и зависят от различных обстоятельств. Мы можем назвать суфизм лишь источником, из которого черпали основные элементы своей новой доктрины Гази-Мухаммад и Шамиль, и в этом смысле нам позволительно остановиться на этом вопросе.
«Суфизм, — говорит Шмелдерс, в своем прекрасном произведении о философских школах арабов, — можно назвать не столько философской системой, сколько религиозной сектой; ни один мусульманин не считал его ни тем, и ни другим; суфизм, для которого может быть лучше всего подходит сравнение с каким-либо монастырским орденом, является в сущности ничем иным как своего рода созерцательной жизнью.
Суфий считает, что Божественная правда непосредственно открывается человеку, который к ней стремится, когда он, отрешившись от мира и всех земных страстей, посвящает свою жизнь исключительно созерцанию. Но, поскольку этот вид созерцания сугубо индивидуален и связан с вещами, которые по природе своей находятся вне нашего кругозора и нашего языка, то становится понятным, что никогда из него не получится научной системы.
Арабы говорят о науке суфизма и написали большое количество книг ей посвященных, однако эти произведения содержат либо только предписания, которых нужно придерживаться, чтобы придти к созерцательной жизни, либо определения тех философских понятий, которые необходимы для созерцания высоких субстанций, либо, наконец, объяснение многих технических выражений, которые так часто встречаются в произведениях суфиев.
Когда утверждают, что суфизм образовался без всякой научной основы, и что он может черпать силы необходимые для его существования из самого себя, без всякого влияния извне, то это вовсе не означает, что ему совершенно чуждо научное влияние. Все те философские и теологические элементы, которые с течением времени переплелись с этим учением, составляют, однако, лишь постоянно меняющуюся оболочку суфизма, в то время как ядро по своему первородному духу должно всегда оставаться неизменным».
Чтобы читатель получил общее представление, ниже мы приводим перевод некоторых основных положений доктрин суфизма в том виде, как их составил Шмелдерс вслед за Толуком и де Саси:
«Конечная цель созерцательной жизни состоит в том, чтобы добиться откровения Бога, тесного соединения с Божеством… Это объединение является результатом высшего экстаза… Экстаз в его высшей степени вызывает в человеке полную апатию и бесчувственность; он уничтожает даже сознание собственного существования… Если человек доведен до этой степени, то он лишается даже способности действовать и выполнять свои обязанности. Возникает также безразличие к религии, ввиду того, что все заповеди закона исходят от Я и Ты, которые в экстатическом состоянии также превращаются в ничто. «Кто не признает что безразлично, мусульманин ты или христианин, тот еще не достиг правды и не знает настоящей сути» – утверждает Дабистан.
Знак откровения является уничтожением чувственного человека. «Каждый человек, — говорит Гюльженрас, — сердце которого не тревожат больше сомнения, знает с определенностью, что нет другого существа кроме Одного. Слово «Я» подобает только Богу, так как Он является тайной, не доступной фантазии и мысли. В Боге нет никакого качества; в Его Божественном величии напрасно ищут Я, Мы, Ты и Он, это одно и то же, ибо в единстве не может быть различия. Каждое чувственно уничтоженное одновременно отделенное от самого себя существо слышит кроме собственного и этот голос и это эхо: «Я – Бог!» — ему присуще длительное, вечное существование, время не уничтожает его…»
Момент восхищения и обновленного им откровения суфисты называют халом. Это слово обозначает «состояние»; но его нельзя понимать в привычном нам значении, так как здесь оно должно обозначать нечто среднее между быть и не быть, не что находящееся между действительностью и абсолютным отрицанием ее.
Оттого, что суфий может путем отказа от всего чувственного, путем подавления всего, что его связывает с жизнью, отречься от всего земного, а так же в результате экстаза добиться более высокого созерцания, то в это время он мертв для чувственной жизни; его плотский глаз закрыт и у него открывается внутреннее духовное зрение. Это кратковременное одухотворение, это совершенное, хотя и короткое, отделение души от тела, это парение между бытием и небытием является средним состоянием, которое суфии и называют халом…
В замысел нашей книги не входит исчерпывающее объяснение сущности суфизма, а приведенные здесь сведения необходимы лишь для того, чтобы подготовить читателя к чтению последующих глав. Надеемся, что читатель уже понял основную идею методики суфизма.
Вместе с тем, мы считаем необходимым дополнить наш рассказ о суфизме коротким описанием четырех ступеней духовного развития, которые должны пройти суфии согласно их учению, чтобы добиться высшего созерцания Божества. Это описание тем важнее для нас, что его содержание является источником, из которого воинствующие улемы Дагестана черпали свое вдохновение и свою новую доктрину. Степени духовного развития согласно учению суфиев следующие:
Шариат – формальный закон и соблюдение всех его предписаний о молитве; налоге на милостыню (закят); посте; паломничестве; омовениях; сюда же входят предписания, регулирующие правовые отношения. Научная система всех этих предписаний называется Ильм уль-Фикх (юриспруденция).
Если первая научная ступень одинаково обязательна для всех мусульман, то для более утонченных натур, способных и нуждающихся в сближении с Божеством, согласно системе суфиев, открывается тропинка к совершенству: смысл тариката (путь, тропа) состоит в том, что человек, не ограничиваясь соблюдением формальных церемоний, благодаря мощи своего духа и добродетели, возвышается до духовного и обращенного вовнутрь себя благопочитания.
В результате дальнейшего погружения в природу и непосредственного познания сути вещей эта духовная сила поднимается к сверхъестественному познанию, к экстатическому созерцанию и ведет к третьей ступени, то есть к хакIикату (истине).
Это состояние совершенствуется все больше и больше, пока человек, наконец, не вступает в непосредственное реальное воссоединение с Богом. Это есть последняя и высшая ступень познания, которая называется ма’арифатом.
Состояние одной личности на этих четырех ступенях называется:
1.Насут – человечность;
2. Мелкут – царство духов;
3. Джебрут – всесилие;
4. Лахут – Божество.
Элементами или типами этих состояний являются:
твердый, мясо, кость, мозг,
нос, язык, уши, глаза,
тело, дыхание, сознание, душа,
земля, вода, свет, огонь,
ночь, звезды, луна, солнце,
пароход, море, ракушка, жемчужина.
Для лучшего понимания возьмем в качестве примера последний символ. Это – конечная цель мюрида, истина, сравниваемая с жемчужиной, жемчужиной познания. Кто хочет найти жемчужину, должен сесть на корабль. Корабль выходит в море, на дне моря лежит ракушка, в которую заключена драгоценная жемчужина.
Если принять к Шамилю и его подчиненным учение о четырех ступенях, которые нужно пройти людям, стремящимся к истине, то получается следующая картина:
На первой или низшей ступени находится наибольшее число людей. Здесь требуется узда, умелое высокое руководство. Здесь нужно придерживаться строгого соблюдения шариата или закона, так как при недостатке сознания внутренний голос не всегда повелевает необходимое.
Второе место занимают мюриды, которые являются лучшими представителями народа. Узда им больше не требуется; для них формальный закон излишен, ибо каждый истинный мюрид, каждый, по-настоящему стремится к правде, добр, так как он знает, что только добродетель ведет к правде.
В самом себе он несет и свое вознаграждение и свое наказание. Он дает милостыню не потому, что шариат предписывает это, а потому что ему больно видеть, как бедные страдают. Он соблюдает чистоту не потому, что Коран требует этого, а потому, что чистота стала его потребностью, так как он знает, что только в чистом теле может жить чистая душа и т.п.
Третью ступень составляют наибы, наместники Шамиля. К ним в высшем смысле слова относится все сказанное ранее о мюридах.
На четвертой, высшей ступени, наконец, сам Шамиль. Он находится в непосредственной, реальной связи с Божеством. Его слова – Божьи слова, а его приказы – приказы Господа. Он – солнце, от которого получают свой свет наибы-месяцы, окруженные звездами, мюридами, которые освещают народу путь в ночи. И если Аллах давно не уничтожил с лица земли всех врагов Шамиля, врагов Света и Веры, то это Он делает только потому, что Он снисходителен и полон терпения.
(Продолжение следует).