Погибшая семья Алхазуровых (из станицы Червленной, улица Демьяна Бедного 64, Шелковского района)

Алхазуров Султан Кажахметович, 18.10.34 г. р. – отец семьи; Мадуева Кужан Султановна, 1.01.53 г. р. – дочь Султана; Мадуева Хеда Ихвановна, 1987 г. р., – дочь Кужан; Мадуев Усман Ихванович, 1986 г. р., – сын Кужан; Бухаева Зарема Алиевна, 1.03.72 г. р. – сноха Султана; Алхазурова Карина Асланбековна, 19.05.92 г. р. – дочь Заремы; Алхазурова Фариза Асланбековна, 13.10.99 г. р. – дочь Заремы.

Рассказывает Алхазурова Кока (мать погибшей семьи, в колонне беженцев не была)

Они беженцами находились в селении Таузен Веденского района, в тот день их путь лежал к дому, в станицу Червленная Шелковского района. Все средства массовой информации объявляли, что дан коридор беженцам. Люди, которые регулярно слушали радио и смотрели телевизор, решили воспользоваться данным коридором. В то утро, 29 октября 99 года, собрав свои пожитки, они двинулись в дорогу, тем более что Веденский район уже подвергался интенсивному обстрелу. Как мне рассказала потом женщина, которая сама все это видела, их колонна подверглась обстрелу из дальнобойных орудий со стороны села Виноградное. Я искала свою маленькую внучку, мне сказали, что она осталась жива. Но оказалось, что это была не моя внучка. А мне потом сказали, что все мои погибли. Имя женщины этой я не помню, но она нам все рассказала. Она видела как в машину «восьмерка» цвета мокрого асфальта попал снаряд, и все кто был в машине, погибли. Мужчину выбросило из машины, и он звал на помощь, боялся, что взорвется бак с бензином и трупы сгорят. Но помочь было 117 некому, так как шел постоянный снайперский обстрел, а еще и с вертолетов стреляли пушки, добивая оставшихся в живых. Другой, которому посчастливилось остаться в живых в этом аду, рассказывал мне, что у него в теле было семнадцать осколков. «В живых я остался лишь потому, что, по всей видимости, день смерти, предначертанный мне Всевышним, еще не настал, – сказал он, – я лежал в стороне, но отчетливо слышал стоны умирающих и раненых людей. Когда этот человек звал на помощь, к нему подошла женщина, и он у нее спросил, что же это происходит, что нас ждет. Женщина отвечала, что нас уничтожают, убивают. «Отец! Мы не можем тебе помочь чем-либо, постарайся спастись, если сможешь. Я сама потеряла здесь часть своей семьи», – сказала она ему. У этой женщины там погибли две дочки и муж. По ее словам муж ее получил осколок в сердце от снаряда, который попал в машину моего мужа. Он шел на помощь к своей дочери, и в тот момент взорвалась наша машина. Так его убило. Это была семья Эмиевых из Аргуна. Люди из Толстой-Юрта (Дойкар-Эвл) подобрали раненых и убитых, а также тех, кому посчастливилось не пострадать и вывезли в село, а оттуда по больницам в Моздок и Знаменское. Есть еще одна женщина по имени Дагой, у нее был единственный сын, который в тот день там и погиб. Она сама была свидетелем его смерти, а ее сноха осталась на всю жизнь калекой, она потеряла ногу и также девятилетнего сына. Их фамилия Саидовы. Они тоже из Аргуна. Люди из Толстой-Юрта похоронили тогда четыре трупа моих детей. Мою дочь Кужан, двоих ее детей: Хеду и Усмана, а также мою сноху Зарему. Это было, как они говорили, 14 ноября. У моей внучки Хеды не было полтела, точнее, верхней части тела. (Их тела выдали спустя две недели после их гибели, но мы и тогда еще не знали об этой трагедии, а остальные просто исчезли, никто не знал, где они захоронены).

Вопрос: Когда Вы нашли трупы других погибших и где Вы их похоронили?

Ответ: Раскопок захоронений мы добивались долгие месяцы, но свершилось это только спустя семь месяцев, 3 июня 2000 года. В тот день мы приехали к Горячеводску, где неподалеку от села, во дворе асфальтового завода и было это захоронение. Яма была огромная – размером с 118 жилой дом. Когда ее разрыли, в ней обнаружили семь трупов и четыре автомашины, одна из которых была грузовая. Трупы лежали под машинами. Раскопки начались с одиннадцати часов. Были там несколько военных: один из них – заместитель прокурора района, другой префект, а также глава администрации, они нам очень помогли. Были еще люди, которые разыскивали, как и мы, своих близких из Аргуна, из Петропавловской. Чтоб раскопать, привели экскаватор, подъемный кран, иначе невозможно было достать машины из этой ямы. После того, как вытащили несколько машин, были обнаружены трупы двух девушек из Аргуна, точнее, одна из них была молодая беременная женщина. Потом откопали труп единственного сына Дагой из Аргуна. Дальше выкопали машину, и потом трупы моих внучек…

(Рассказ женщины здесь прерывается, она обливается слезами, не может дальше говорить. Минут через пять, успокоившись, она продолжает свой рассказ, несмотря на то, что ей это причиняет немало душевных страданий).

Вопрос: Вы видели, как доставали трупы из ямы, в каком они были состоянии?

Ответ: Да, я смотрела и видела эту ужасную картину. Никогда, наверное, не забуду обезображенного ребенка в пеленках. Его тельце было раздроблено, из пеленок виднелся только череп. А другая, семилетняя девочка была вообще без головы, в нее попал снаряд, череп девочки лежал рядом с нею. Я увидела ее плечи и заметила, что нет правой руки, но она все еще оставалась в свитере, который был на ней. Все это было ужасно. Это были мои ни в чем не повинные внучки. После того, как достали их тельца, нам солдаты сказали, что достать других уже не успеем – они семь месяцев пролежали в этой яме, и одна ночь ничего не решает, подождите до утра. Но как часто бывало до сих пор, так и на это утро изменилось решение российских служб. Наутро мы пришли во двор завода, а там чуть ли не вся армия, оцепили яму и не подпускают к ней близко. Можно было подумать, что мы пришли совершить какую– то диверсию, или забирать трупы боевиков. Солдаты были с собаками, и их было очень много. В это время подоспели префект района и русский комендант, и только после их вмешательства нам разрешили продолжить эксгумацию. Утром 4 июня мы достали из ямы еще два трупа: один из них был труп моего мужа, а второго так и не опознали. Его похоронили в Толстой-Юрте неопознанным. Сказать по правде, некоторые русские солдаты нам сочувствовали, 119 были и такие, что даже прослезились. Но сфотографировать трупы и яму нам не разрешили. Когда моя дочь хотела заснять то захоронение, то начальник пригрозил пальцем, и сказал, что они закроют яму. После этого она не решилась делать снимки. Труп моего мужа уже на кладбище сфотографировал его брат. Тело Султана, так звали моего мужа, было без ранений, но голова, зато, была сильно раздроблена. Мы долгое время не знали, что с ними произошло, мы считали, что они у родственников в Таузене. Но был случай, когда моя дочь, которая замужем, вместе с семьей мужа в колонне около ста человек, шла пешком 31 октября по этой дороге. Она увидела разбитую машину отца и кинулась к ней, но ей стало плохо. Ее деверь и его жена сразу оттащили Малкан, так зовут мою дочь, от машины. Их по дороге строго предупредили: не подходить и даже не смотреть в ту сторону, где были разбитые машины и убитые люди, которых они не еще не успели убрать. Им было сказано: «Если в ту сторону сделаете хотя бы один шаг, мы будем стрелять, не смейте даже смотреть туда». Они не успели разглядеть, был ли в машине кто-нибудь, так как стекла у нее были затемненные. Она приехала домой и сказала, что 29 октября ездила к тем родственникам, где была наша семья, но они уехали в это утро, поэтому они тоже решили выехать. Дочь мне еще сказала, что колонна беженцев, выезжавших в то утро по Петропавловскому шоссе, была уничтожена. Я высказала свои опасения, что они могли быть среди них. На это она сказала, что она слышала, отец уехал в Назрань. И мы надеялись, что это так. А ездить выяснять, что и как не было возможности, т.к. дороги были перекрыты. О случившемся мы узнали месяц спустя. 8 декабря нам прислали сообщение наши родственники, уведомляя о том, что 29 октября они проводили наших домой и просили сообщить им, доехали они или нет. От меня это сообщение скрыли, хотя даже посторонние знали об этом. Моя сноха с моей соседкой Айзан поехали в Моздок и обошли в поисках членов нашей семьи все больницы и другие места, где, по их соображениям, они могли оказаться. Эти поиски не дали никаких результатов. В это время нам передали, что какая-то женщина в электричке просила сообщить родственникам Султана из Червленной, что они все погибли под селом Толстой-Юрт: погибла вся семья, которая была в машине «восьмерка» цвета мокрого асфальта. Так мы узнали, что с ними всетаки стало. Когда пришло это сообщение, жена моего деверя поехала в Толстой-Юрт, чтобы узнать подробности. Ей удалось выяснить, что в Толстой-Юрте захоронено 4 трупа из семерых: Кужан, двое ее детей и Зарема. У девочки не было верхней части тела, похоронили лишь нижнюю часть. Где были остальные трое – неизвестно. Это было уже в декабре. В марте месяце умерла в больнице в Архангельске моя вторая дочь Малика, после того как она узнала о смерти семьи. Врач сказал, что с ней случился сильный стресс, она страдает из-за случившегося, и не будет долго жить, что ее лучше забрать домой. Но моя дочь Малкан не смогла это сделать, да и как ей можно было сказать, что ей осталось недолго жить. Умерла она 14 марта. Привезла ее Малкан через пять дней, а похоронили 20 марта. Она занималась журналистикой до войны. И только спустя два месяца после смерти Малики мы нашли и похоронили ее отца и двух племянниц, как я уже рассказывала, 4 июня в Толстой-Юрте, но только на другом кладбище. Мою дочь Кужан и сноху Зарему похоронили в одной могиле, детей Кужан – Хеду и Усмана – в одной, детей Заремы – моих внучек: Карину и Фаризу – в одной, а Султана и того, неопознанного мужчину – в одной могиле. Да, еще до войны мы продали машину «Газель» за шестьдесят тысяч рублей, и муж ездил на машине сына, марки «Жигули – восьмерка». Немного денег были потрачены, а сумма свыше пятидесяти тысяч была у него с собой. Потом родственники рассказали, что деньги он завернул в простыню, туда же завернул и другие бумаги: военный билет, трудовые книжки, кроме паспорта и документов на машину. Во время раскопок порванную простыню мы нашли, но ни денег, ни документов в ней не было. Не было также и тех документов, что он оставлял при себе, а также – следов: ни порванных, ни сожженных бумаг. И документы, и деньги просто исчезли.

Рассказывает Алхазурова Лайла (сноха Коки): Я видела молодого солдата, который разговаривал с местными ребятами около рынка в Червленной. Он им рассказывал о том, как их заставили расстреливать колонну беженцев 29 октября 1999 года. Они стреляли в мирных людей, которые выезжали в сторону Шелковского района. Он говорил, что когда они стали возражать и говорить, что в колонне женщины, старики и дети,  командир им сказал: «Есть приказ, он дан сверху, и нужно безоговорочно подчиняться приказу». Он со слезами на глазах говорил этим молодым людям: «Как мне теперь жить? Я засыпаю, а мне снятся эти женщины, дети и старики. Я слышу их крики и стоны, мольбы о помощи, хотя в тот день я их видел только в бинокль. Я никогда об этом не забуду». Когда он об этом рассказывал, я еще не знала, что в этой колонне погибли родственники моего мужа.

1. Дидаева Лейла, 40 лет, «Совхоз Северный», Наурский р-он.

2. Карсанов Руслан, 38 лет.

3. Абубакаров Усман 1976 г. р.

4. Абубакаров Магомед, 1966 г. р.

5. Алиев Арби.

6. Эмиева Мадина 1970 г. р., г. Аргун.

7. Эмиева Малика 1976 г. р.

8. Эмиев Хасан, 80 лет.

9. Саидов Ильман, 8 лет.

10. Саидов Ибрагим, 44 года, труп не дали забрать.

11. Абакаева Зарган 59 лет, поселок Чернокозово.

12. Вадуев Султан 75 лет, с. Толстой-Юрт.

13. Майдаев Шарани, 90 лет, г. Аргун.

14. Майдаев Хусен, 10 лет.

15. Темиргаев Абубакар, 27 лет, ст. Калиновская.

16. Абдулкаримова Зара, труп не найден.

17. Абдулкаримова Дареш, труп не найден.

18. Батмурзаев Абдул-Косум 1936 г. р., ст. Петропавловская, труп не найден

19. Алхазуров Султан, 66 лет, ст. Червленная.

20. Алхазурова Зарема, 27 лет (сноха Султана Алхазурова).

21. Алхазурова Карина, 8 лет (дочь Алхазуровой Заремы).

22. .Алхазурова Фариза, 1 месяц (младшая дочь Алхазуровой Заремы).

23. Мудаева Кужан, 53 года

24. Мудаева Хеда, 13 лет (дочь Мудаевой Кужан).

25. Мудаев, 10 лет (сын Мудаевой Кужан).

26. Иса (фамилия неизвестна).

1.Насуханов Юсуп, 1978 г. р., поселок Чернокозово.

2. Гацаев Хамид, 45 лет, хутор Постный.

3. Саидова Люба, 1966 г. р., г. Аргун.

4. Саидова Лейла, 6 лет.

5. Саидова Зарган, 3 месяца.

6. Саидов Султан, 4 г.

7. Саидова Тамара, 55 лет.

8. Эмиев Умар, 33 года.

9. Мадаева Бирлант, 40 лет.

10. Оздамиров Усман, 12 лет.

11. Оздамиров Аслан, 14 лет.

12. Оздамирова Лена, 75 лет (умерла).

13. Далаева Яха, 39 лет, г. Аргун.

14. Лондамирова Лена, 31 год, станица Червленная.

15. Ясаева Ломани, 38 лет, «Совхоз Северный».

16. Хатуева Малика, 47 лет.

17. Гераев Казбек, 73 года, ст. Калиновская.

18. Эмиева Хабила, 47 лет, г. Аргун.

19. Эмиев, 3 года.

20. Эмиев Ибрагим 32 года.

21. Абдулкеримова, 28 лет.

22. Абдулкеримова, 60 лет.

23. Чермоханова Асет, 62 года.

24. Мусиев Балавди, 30 лет, с. Комсомольское.

25. Улубаев Абдул-Шахид, 76 лет, «Совхоз им. Ленина».

26. Улубаев, 16 лет.

27. Улубаева, 19 лет.

28. Абубакаров (умер в больнице).

1. Далаева Шена, 32 года, г. Аргун.

2. Далаев Умар, 15 лет (сын Далаевой Шены).

3. Далаев Мохьмад, 11 лет (сын Далаевой Шены).

4. Далаев Усман, 13 лет (сын Далаевой Шены).

5. Далаев Ум-Эла, 8 лет (сын Далаевой Шены).

6. Далаева Хами, 5 лет (дочь Далаевой Шены).

Вопрос: Скажи, как тебя зовут?

Ответ: Халимат. В:

А, сколько тебе лет?

О: Семь.

В: Ты в школу ходишь?

О: Да, во второй класс.

В: Расскажи, что ты помнишь, о том дне, когда вас обстреляли. О: Я помню, что я была в ямах.

В: А почему в ямах?

О: В нас стреляли из орудий, и я убежала.

В: Кто с тобой был, и почему вы бежали?

О: (плачет, не отвечает)

В: Кушать у вас с собой было что-нибудь?

О: Нет, не было.

В: А вода была?

О: Воды тоже не было.

В: Ты пить хотела?

О: Да, очень! По дороге я нашла бутылку, а Умани ей отбила горлышко, и когда был дождь, мы набрали в нее дождевой воды, и все понемногу выпили ее.

В: А скажи, что ты говорила в поле, когда была голодная?

О: Что я бы съела 10 лепешек и выпила бы 10 чашек чая.

В: А ты съела, как говорила?

О: Нет, не смогла (опять расплакалась).

В: А кто тебе помог?

О: Помогли мне женщины.

В: Как они тебе помогли?

О: Помыли мне руки, ноги, растерли спиртом и даже напоили им, дали одежду, накормили.

В: Ты поела чего-нибудь?

О: Я не смогла, меня вырвало. Потом нас отвезли в больницу. Там меня послушали, дали мне лекарства, сделали укол.

В: Ноги у тебя болели?

О: Да, и сейчас болят.

Рассказывает Магомед Далаев, 11 лет (13 марта 1988 г.р.)

В: Расскажи, что ты помнишь о том дне, 29 октября? Что ты видел?

О: По нашей колонне ударили из дальнобойных орудий.

В: А что за колонна у вас была, и где вы были?

О: Это была колонна беженцев, а находились мы недалеко от села Толстой-Юрт (Дойкар-Эвл). По нам ударили, и погибло много людей.

В: Ты сам видел убитых и раненых?

О: Да, видел. Трупов и раненых было много. Они выглядели по-разному: кто без рук, кто без ног, кто и без головы.

В: На какой машине ехали вы? И какие еще там были машины? О: Мы ехали на «Газике». Были машины «Жигули», «Волга», «Газели», еще «Газики». Разбитых машин было много, сколько точно, я не знаю, я не считал, не до того было.

В: А было так, чтобы машины горели?

О: Да, было. И люди тоже в этой машине были.

В: Что сделал ты, когда все это случилось?

О: Я побежал наверх, прятаться, со мной были мои братья, сестра, еще девушка Умани и еще мальчик Адам.

В: Долго вы были в поле, помнишь?

О: Да, мы провели там пять ночей, на шестой день мы пришли к Горячеводску.

В: Вы видели это село раньше? Почему вы не пришли туда сразу?

О: Мы боялись, потому что все время стреляли, а потом мы думали, что там посты, и что в селе русские.

В: А почему вы боялись русских?

О: Ну, как почему? Ведь это же они стреляли по нам все время и из орудий, и из снайперских винтовок. Они же убили Малику Эмиеву, я сам это видел.

В: Когда вы пришли в село, что было?

О: Нас почистили, накормили, одели, отвезли в больницу. Мы были очень грязные, раздетые, голодные, на ногах почти ничего не было, потому что мы еще в машине разулись и наша обувь осталась там, в машине.

В: Вы что-нибудь ели в эти дни, что вы пили?

О: За все время мы ели шиповник, и один раз, когда прошел дождь, мы пили дождевую воду.

«Русские пристрелялись заранее!» Они тщательно подготовились к этому расстрелу!

Тоита Эмиева: «У поворота на Петропавловское шоссе мы обогнули холм и увидели что «Жигули», которые шли впереди нас, горят! И тут ударило в нашу машину! В борт! И белые флаги не спасли! Из расположения федеральных войск с гор по нам прямой наводкой била дальнобойная артиллерия! …Сразу погибла моя сестра Малика. Тяжело ранило Мадину, мою вторую сестру. Мы все попрыгали с машины, залегли кто куда. Голову было не поднять: с гор прицельно били снайперы… Отец наш подбежал к машине, чтобы снять тела дочерей. Мадину он снял, а когда снимал Малику, сзади разорвался снаряд. Осколки! Он всё-таки дополз до нас и сказал маме: «Знаешь, что стало с твоими дочерьми?»… Потом он опустил голову и больше её уже не поднял…»

Абдулкеримова Алпату: «…Мы спокойно ехали с белыми флагами… Недалеко от села Толстой-Юрт завернули за холм и угодили под снаряд! …Придя в себя, я уползла от машины, и тут ударил второй снаряд!.. В другую машину!.. Четыре с половиной часа мы лежали — головы не поднять. Горели машины, гибли люди, мы все видели это!..

Тоита Эмиева: «…В Жигулях» была семья Ибрагима Саидова, это потом выяснилось. Он погиб на месте. Его жене Любе (она русская) оторвало ногу. Их сыну оторвало обе ноги, он умер в больнице… Четырёхмесячную дочку выкинуло из машины (потом её нашли, слава Аллаху, с ней ничего не случилось)… А снаряды рвались и рвались!..»

Усман Оздамиров, 1987 г.р.: «… Моя бабушка хотела слезть с машины, но тут её волной ударило о борт и сбросило на землю… За нашей машиной остановилась «девятка», и в неё сразу попало! Впереди сидело двое, водитель хотел выползти из машины, но не смог. Сзади у них тоже кто-то был, они все погибли…»

Тоита Эмиева: «…Каждую машину за поворотом ждала та же участь! Каждую машину! Били прямой наводкой! Минимум машин тридцать — я это уверенно могу сказать — 157 было разбито и сожжено! Из некоторых машин не все выбрались…»

Усман Оздамиров: «…В машине, которая шла впереди нас, был мальчик лет восьми. Ему разорвало ноги: с костей у него будто бы срезали всё мясо… А отца его разорвало пополам, верхнюю часть туловища выбросило из машины! Из этой же машины выбросило окровавленного четырёхмесячного ребёнка! Но его потом нашли, он был жив…» Нуреш (имя вымышленное): «На дороге — кишки, руки, ноги, всё в крови! Как будто дождь идёт сильный, так кровь текла! Они же видят, что белые флаги, что едут мирные люди! Они же всё видят!..» Не назвавшийся свидетель: «…Выбраться оттуда было невозможно!.. Живые и мёртвые — все валялись на этой поляне под дождём! Раненые — в крови и осколках! Мы ждали темноты, а обстрел не прекращался. Просто так били и били! И думаешь, вот сейчас попадёт в тебя! А с горы работали снайперы! Головы не поднять! Только высунешься — бьют!..»

Усман Оздамиров: «…Горел «КАМАЗ». Говорили, в кабине были женщина и ребёнок, они сгорели живьём!.. Горела «Газель», но оттуда все успели выскочить. Ещё подбили мотоцикл, он опрокинулся. Проскочила машина со скотом. Ещё одна «Газель» осталась на поле…»

Аслан Оздамиров, 1984 г.р.: «…Я увидел, как бабушку взрывной волной сбросило с машины, она была без сознания… Рядом взорвались «Жигули-9″, и мне в шею попал осколок. Потом я узнал, что осколок этот (он в затылке застрял) чуть не задел мне сонную артерию…»

Тоита Эмиева: «…Через несколько часов, со стороны Толстой-Юрта подъехал ЗИЛ — местные ребята. Мы им кричали: «Уезжайте! Вас подобьют!» А они: «Быстро сюда, все, кто может! Без вас не уедем!» Они кинулись на поле подбирать раненых и убитых, а снайперы продолжали стрелять… Потом они гнали машину на всю скорость, спасая нас от снарядов и пуль…»

Мамед из селения Толстой-Юрт: «…По просьбе главы местной администрации мы на ЗИЛЕ (шесть-семь добровольцев) выехали туда… Что там творилось! Убитые и раненые! Сожженные и разбитые машины! В панике разбежавшиеся, по всему полю, прижимающиеся к земле люди!.. Всех, кого успели собрать, мы отвезли в ТолстойЮрт в больницу. Среди раненых были покалеченные дети — без ног, без рук…»

Ризван Дидаев: «…Мы выбрались из машины, сползли все в канаву и по канаве поползли к селу Горячеводское. Я там часто ездил и эту канаву хорошо знал. Мы ползли по ней километра три с половиной! Поднять голову было нельзя: снайперы! А посмотреть так тянет после каждого взрыва! Пока полз, я насчитал около тридцати подбитых машин!.. Я ещё сказал: «Этим танкистам «пятёрку» нужно поставить за меткость!»

Абдулкеримова Алпату: «…Из Старой Сунжи погибла семья — пять человек. Погибла Аймани из Ведено. С ней был сын, двадцати лет, он забрал её труп… Погибла моя дочь, Зара Абдулкеримова, двадцати шести лет, беременная. У неё была разбита голова, а тело всё изуродовано осколками. Снайперы не дали забрать её труп …А вторую мою дочь, Дареш подобрали те ребята из грузовика. Прямо в машине остановили кровотечение. Спасли ей не только жизнь, но и руку и ногу… Ещё погибли Эмиевы — Хасен, Малика и Мадина, отец и две дочери… Я стала считать разбитые машины, до пятнадцати дошла и испугалась!..»

Усман Оздамиров: «…Мы долго лежали на земле, мёрзли: у нас была не очень тёплая одежда… Вдруг подъехал ЗИЛ, и нам с него крикнули, чтобы мы бежали к ним. Они собирали убитых и раненых, а те, кто двигаться мог, сами кинулись к ним… Я был ранен в ногу… Когда мы тронулись, в борт нашей машины ударили пули, то ли автомата, то ли пулемёта… На дороге я видел мужчину без ноги. Его нога лежала возле плеча, он был мёртв. Всюду были лужи крови… Валялись руки, одному парню срезало голову, потом, говорили, что он единственный сын у родителей… Лежала ещё одна голова. Эти головы кто-то убрал под опрокинутый мотоцикл. А в больнице рассказывали, что под обстрелом одна девушка потянула своего брата, а он оказался без головы, и она потеряла сознание…»

Зарема (имя условное): «…В машину цвета мокрого асфальта попало, и все, кто там сидел погибли! Мужчину выбросило из машины, он звал на помощь, боялся, что взорвётся бензобак и сгорят трупы. Но помочь ему никто не мог: шёл беспрерывный снайперский обстрел!..

Султан (имя условное): «…Во мне было семнадцать осколков… Я лежал в стороне, но хорошо слышал стоны раненых и умирающих. К этому мужчине подошла женщина, и он спросил её, что же это происходит. Она ответила: «Нас уничтожают, отец!» 159

Ризван Дидаев: «Трупов было очень много, валялись куски человеческого мяса: руки, ноги, головы, половинки туловищ! Я видел всё это собственными глазами, потому что всё время поднимал голову, хотя жена меня и ругала…»

Тоита Эмиева: «…Погибла Лена — узбечка, была замужем за чеченцем, похоронена в совхозе «Калиновский». Двое её внуков — Оздамировы Аслан и Усман были ранены. Ещё один её внук, Адам пять дней провёл в поле с группой детей. Черемхановы Асет и Яха были ранены…»

Ризван Дидаев: «У одной машины стоял контуженный. Он не понимал, что происходит, это было видно. А снайперы: «Дзынь-дзынь!», у меня до сих пор в ушах стоит этот свист. Потом контуженный обошёл свою машину и, увидев мою, сел в неё. Я подумал: «Там ключи!» В это время прогремел взрыв, он вышел из машины и, громко хлопнув дверью, двинулся по дороге. В полный рост!..»

Иса из селения Горячеводская: «…Обстрел вёлся из дальнобойных орудий и танков, самолётов не было. С вертолётов били только пулемёты…» Не назвавшийся: «Обстрел начался в девять утра и вёлся несколько часов… Ни со стороны села Толстой-Юрт, ни со стороны Горячеводской никого на помощь обезумевшим от ужаса людям не пускали… Потом глава администрации Горячеводской как-то договорился, и в час дня туда пошла машина «Газель», она ещё по дороге подбирала тех, кто сумел ползком выбраться из-под обстрела… Вторым был ЗИЛ…»

Ризван Дидаев: «…Потом рассказывали, когда ребята положили в кузов пять трупов, снайперы стали демонстративно бить у самых колёс! Они как бы говорили: «Поторапливайтесь!» Иса: «Из тех, кого вывезли на ЗИЛЕ, было человек двадцать раненых и столько же трупов. Уже в больнице от ран скончалось ещё человек семь».

Ризван Дидаев: «…В это время шла небольшая колонна — автобус и три-четыре машины. В эти легковые машины тоже погрузили людей…» Не назвавшийся из селения Толстой-Юрт: «…В больнице четыре человека умерли сразу. К вечеру скончался ребёнок лет девяти, наутро — ещё одна старушка. Их похоронили на местном кладбище. Но раненых было очень много. Их вывозили в Знаменское и в Моздок. Многим ампутировали конечности, удаляли осколки, не хватало медикаментов. Местные жители несли в больницу всё, что могли — бинты, шприцы, вату, йод, еду, одежду…»

 Иса: «…Русские дали часа полтора-два, чтобы мы могли оказать пострадавшим помощь, но при этом снайперский обстрел они не прекратили! Он продолжался!.. Но люди всё равно шли на помощь, даже и без машин. Они выводили тех, кто мог идти сам…»

Абдулкеримова Умани: «… Я бежала, не зная куда, лишь бы подальше куда-нибудь! Остановилась, смотрю, со мной шестеро детей… Мы спрятались в канаве от снайперов, потом увидели машину, которая на поле собирала людей, и стремглав бросились к ней. Но только один мальчик добежал: они не могли нас ждать, иначе все погибли бы… Я осталась с пятью чужими детьми. Старшему было семнадцать, только что исполнилось, а самой маленькой семь, но выглядела она… Я думала, ей четыре года. Трём другим мальчикам было от девяти до тринадцати, не знаю сейчас точно. Мы все раздетые, без обуви (мы разулись, когда садились в машины), а к вечеру пошёл дождь. На третий день — дождь со снегом. Мы замёрзшие, голодные (ели только шиповник) закапывались в грязь, чтобы как-то согреться. Это ночью. А днём ползком пробирались в село. Подняться было нельзя: за нами всё время охотился снайпер. А был случай, когда туда, где мы только что сидели, попал снаряд! Пятую ночь мы прятались в канаве рядом с селом, но зайти не решились: вдруг там русские…»

Майя Оздамирова: «…Я никогда не поверю, что они не видели, что там ползают дети! У них — бинокли! У них — снайперские прицелы!..»

Не назвавшаяся свидетельница: «…Мой муж с дочкой и двухлетним внуком чудом уцелели в тот день на Червлённом мосту. Там расстреливали с вертолётов. Две машины сгорели у них на глазах. С людьми!..»

Майя Оздамирова: «…Расстреляна колонна в тридцать с лишним машин! И на каждой был вывешен белый флаг! И было много открытых машин: внизу уложены вещи, а сверху сидят люди — дети, женщины, старики! И они не видели?!»

Не назвавшаяся свидетельница: «…Ахмед за два дня до этого ехал по Петропавловскому шоссе, и вдруг у поворота прямо перед его машиной разорвался снаряд. Следующий снаряд чуть не угодил во встречную машину! Третий упал тоже рядом — на обочину дороги. Тогда он ничего не понял! Но через два дня уже в колонне беженцев в этом же месте (именно в этом же месте!) он снова попадает под обстрел, и для него всё сразу становится на свои места: русские пристреливались! Они тщательно готовились к этому расстрелу!..»

Зарема (имя условное): «…И в течение двух недель перед этим все российские СМИ делали всё, чтобы заманить на это пристрелянное место как можно больше мирных чеченцев!..»

Майя Оздамирова: «…2-го декабря в Аргун вошли русские, и я спросила у военных, кто обстрелял ту колонну беженцев на Петропавловском шоссе. Один, званием постарше, ответил, что это сделали они, им был дан приказ. Первый комендант Аргуна, по чьему приказу он бы ни действовал, и был тем командиром, который расстрелял тогда беженцев…»

Лайла Алхазурова: «…Российский солдат у рынка в Червлённой рассказал, как под угрозой расстрела их заставили прямой наводкой бить из орудий по мирным жителям. Он плакал: «Как мне теперь жить?! Я слышу их стоны, крики о помощи! Я ведь в бинокль всё прекрасно видел!..»

Майя Оздамирова: «…И к этому месту никого не подпускали несколько дней, а когда пустили, люди ничего не нашли — ни трупов своих близких, ни своё имущество, ни скот, которые они побросали! А ведь все, кто выезжали, брали с собой всё, что у них было, — имущество, деньги, золото! Это что же, колонну ради наживы разбомбили, да?..»

Адам Шитаев: «…Мы с холма видели, как к месту обстрела стали подъезжать БТРы, и солдаты забирали всё, что было брошено. А уцелевшие машины они цепляли к БТРам… Они убивали и увозили брошенных бродивших там коров…»

Умолкнувшие свидетели Кока Алхазурова (мать погибшей семьи, сама в расстрелянной колонне беженцев не была): «…Через два дня после расстрела моя дочь шла по этой дороге в пешей колонне беженцев. А по пути русские строго предупредили их: не подходить ни к каким разбитым машинам, ни к каким убитым людям! Они ещё не всё успели убрать. Сказали без обиняков: «Шаг в ту сторону — стреляем! И не смотреть! Это тоже запрещено!» А Малкан, так зовут мою дочь, увидела разбитую «восьмёрку» цвета мокрого асфальта, и кинулась к ней: это была машина отца. Но она ничего не успела рассмотреть: потеряла сознание! Деверь с женой сразу же оттащили её, но и они ничего не разглядели: у машины были тёмные стёкла. И мы долго не знали потом, остался там кто-нибудь или нет (в машине ехали семь человек)…»

Нуреш (имя вымышленное): «…А оставшиеся трупы они — местные жители это видели — просто экскаватором закопали… Недавно женщины наши ездили туда. Нашли детские трусики, руку оторванную нашли, волосы женские… Платья кусочки торчат… Писали их командиру: «Трупы отдайте! У нас же нельзя так!» А он: «У нас сапёров нет. Может, трупы заминированы». А женщины: «Мы сапёров найдём! Мы что хочешь сделаем!» Командир этот всё время разные причины находит для отказа. Или он деньги большие хочет от нас или ещё что-нибудь?..»

Алпату Абдулкеримова: «…Это неподалеку от места обстрела во дворе асфальтового завода. Их закопали вместе с транспортом в какую-то большую яму…»

Кока Алхазурова: «…Только 3 июня 2000 г., через семь (!) месяцев, разрешили вскрыть это захоронение.»

Алпату Абдулкеримова: «…Помимо грузовика там были зарыты ещё четыре легковые машины, изрядно помятые… И нам сказали, что там никого нет, мол, только машины, но мы не стали их слушать…»

Разет Эмиева: «…Я была на вскрытии. Мы опоздали немного. Когда приехали, экскаватор работал полным ходом… Показалось колесо машины, на которой мы ехали. Я его сразу узнала: два передних колеса у нас были тракторными… Показалась рука женская… Тогда парень, который рыл, остановил экскаватор и стал копать вручную. Показалась голова, волосы, мы поняли, что это труп Зары Абдулкеримовой. Он уже начал портиться. Зара была беременна…»

Алпату Абдулкеримова: «…Дочь носила в утробе восьмимесячного ребёнка! Это была её первая беременность! Она так и не испытала счастья материнства!.. (Рыдает. Придя в себя, продолжает)… Мы осторожно достали её. Она была в той же одежде, но в карманах было пусто! Пропали и те вещи, которые были на ней — золотая цепочка — верёвка, серьги золотые… Пропала сумка с семейными деньгами, которая была у неё…»

Разет Эмиева: «…Показалась нога в чём-то чёрном, и парень — он очень осторожно копал — спросил, ищет ли ещё кто-нибудь женщину. Я предположила, что это, наверное, Малика Эмиева: на ней были чёрные лосины, чёрный халат, красный свитер… И действительно, оказалась Малика. Стопа левой ноги отпала прямо вместе с носком, не было по локоть правой руки… Затылочная часть черепа вместе с волосами тоже отвалилась. Я собрала всё это в кулёк и положила рядом с ней… Зару достали в четырнадцатом часу, Малику — в четырнадцать десять. Откуда я это знаю? А федералы всё хронометрировали. Стоял офицер с диктофоном и подробно комментировал все раскопки…

Алпату Абдулкеримова: «…Ещё выкопали трупы двух детей — девочек из Червлённой… Одна из них была грудной…»

Кока Алхазурова: «…Никогда не забуду! Этот обезображенный ребёнок в пелёнках! Его тельце было раздроблено, из пелёнок виднелась только голова! Другая девочка, семи лет, была вообще без головы! Я увидела её плечи и заметила, что у неё нет правой руки, но она всё ещё оставалась в свитере, который был на ней. Всё это было ужасно! Это были Карина и Фариза (рыдает!), мои ни в чём не повинные внучки!» …»

Алпату Абдулкеримова: «…После девочек нашли останки Ибрагима Саидова с Аргуна. Его труп был в страшном состоянии… На второе утро выкопали труп Султана, деда этих девочек, и ещё одного мужчину, но его никто не узнал, кажется, он был из Цацан-Юрта…»

Разет Эмиева: «…Из ямы достали красные «Жигули» и «восьмёрку» цвета мокрого асфальта, в ней погибло семь человек».

Кока Алхазурова: «… Из семи погибших членов нашей семьи в этой яме обнаружили трёх: моего мужа Султана и двух внучек, я говорила о них… Мы похоронили их в селении Толстой-Юрт. Четверо остальных: моя дочь Кужан, двое её детей Усман и Хеда и сноха Зарема были похоронены ещё в ноябре тоже в Толстой-Юрте, но на другом кадбище. У девочки не было верхней части тела, похоронили только нижнюю её часть…» Кровь стынет в жилах! Мурашки идут по коже, когда читаешь такое! А мир живёт после всего этого — и ничего! Ни одно правительство, ни один глава государства не сделали России какого-либо официального заявления по поводу случившегося! И пикнуть не посмели! «Своя рубашка…», сами понимаете!.. Планета вот-вот разломится от стыда за род человеческий! Даже Беслан бледнеет перед этим преступлением! Там бандиты поставили под угрозу жизнь детей! Бан-ди-ты! По 164 которым с самого начала плакала скамья подсудимых! Здесь же дяди-военные в форме армии великой державы, подписавшей все международные конвенции по обращению с мирным населением и правам человека, искали детей, стариков и женщин сквозь самолётные, артиллерийские и снайперские прицелы! Тот солдат у рынка в Червлённой рассказывал ещё, что они сначала отказывались открывать огонь по мирной автоколонне. Но командир сказал: «Есть приказ, и он пришёл сверху! Мы не можем не подчиниться!» Ну а если по персоналиям, ответственным за это преступление, то, кроме прочих, нужно, безусловно, назвать генералов Владимира Шаманова (что тогда делалось в войсках в Чечне без него?), Виктора Казанцева, командующего в то время «антитеррористической операцией», министра обороны России маршала Сергеева, без личного одобрения которого ни один генерал не решился бы на такое… У всех перечисленных здесь военачальников руки — по плечи в крови!.. Но это всё исполнители! Приказ (тайный, разумеется!) исходил, я убеждён, от Верховного Главнокомандующего Путина, читай «от Президента России», то есть из Кремля!

Владимир Крыловский, Нью-Йорк, США 9 сентября, 2006 года (Со слов чеченских журналистов, правозащитников, очевидцев).

Из книги «Преступления века России в Чечне«.