К своим 45 годам, вторая половина которых прошла в Европе и Америке, Орца повидал всякого и пережил столько, что хватило бы на десять нормальных жизней.
И, тем не менее, такого с ним еще не случалось: проснуться от слез, стекающих ручьями по щекам и бороде в уже влажную подушку. Более того, он громко повторял одно слово, эхо которого он успел застать в момент пробуждения.
В просторной, пустой комнате, что служила хозяину и спальней, и залом, стояла кромешная мгла, и Орца сел на краю кровати, возвращаясь в реальность целиком и впитывая кожей ступней свежесть медвежьей шерсти. Он четко помнил слово на незнакомом ему языке и, всё еще под впечатлением только что пережитого во сне приключения, повторил его еще раз — в диктофон на смартфоне, который всегда держал под рукой. Он сразу отослал запись жене, с просьбой попробовать разузнать что-нибудь об этом загадочном слове у лингвистов, ибо с детства видел вещие сны…
Экран показывал глубокую ночь, а сон отшибло полностью, поэтому Орца решил выйти на прогулку…
Вечером прошла гроза и вся местность — каждая травинка и хвоя на дереве — сверкала миллионами блестков от тусклого света луны, выглядывающей через просвет в легких облаках. Эта картина живо напомнила Орце лунные ночи его прошлой жизни, с россыпью светлячков по сторонам дороги, по которой он часто возвращался из соседнего аула к себе. В том соседнем ауле жил, сначала, его друг, а к отрочеству — и невеста; так что пешие ночные прогулки в 10 километров домой совершались несколько раз в неделю…
Вот и сейчас Орца решил избрать маршрут подлинней: он пойдет по участку в 20 километров, всё время вдоль реки, с таким расчетом, чтобы вернуться к избе, которую Орца любовно называл «Хара» (чеч. Берлога), к восходу солнца.
Орца перекинул винтовку за спину с ремнем через грудь, привычным движением обеих рук проверил всю экипировку: фляжку, нож, рацию, карту, фонарь, бинокль с ночным видением — и двинулся в путь…
Орца любил свою новую родину, в которой соединилсь две его преждние: если холмистый рельеф сплошь покрытый лесом напоминал Чечению, то огромные пространства и хвойный запах напоминали Россию (на севере которой Орца отбывал 5 лет срока). На этом, к счастью, все сходства прекращались, ибо во всём остальном, в Центральной Канаде всё дышало покоем и умиротворенностью: даже река, на берегу которого ютился его бревенчатый домик , носила имя «Ривьер дё ля Пэ» — Река Мира…
Орца мог, по праву, гордится тем чего он достиг: он попал именно туда, куда стремился и жил, теперь, именно той жизнью, о которой мечтал. Поэтому, 4 года в качестве бесправного беженца в польских лагерях проведенные в поисках путей на Запад, затем — 7 лет во Франции — потраченные на получение тамошнего гражданства, и, затем, 4 года в Торонто — посвященные приобретению диплома лесника, окупились ему сторицей.
Да, Орца был счастлив… Каждый день, за все 2 года жизни в этом заповеднике на севере штата Альберта, в огромном лесу — размером с Чечению он начинал и завершал со слов благодарности небесам.
Даже, приезжая домой в Торонто — каждую четвертую неделю — он на второй же день уставал от шума и начинал скучать по своему медвежьему углу, который для Орцы стал собственным уголком рая. Он привез сюда семью — жену и двоих детей — только раз, когда только получил назначение…
Он не хотел видеть здесь никого; он неспеша пописывал свой — задуманный еще в тюрьме — фундаментальный роман в прекрасном общество деревьев, и на исходе этих двух лет Орца привык к такому положению дел настолько, что совсем не задавался вопросом о нормальности подобного состояния.
Вообще, Орца относился к шаблонам скептически с самых юных лет. Со временем, уже тогда он увлекся своим критическим отношениям к жизни настолько, что за странность свою растерял все знакомства и остался с единственным другом детства. Надо сказать, что сам Орца по этому поводу нисколько не переживал и с удовольствием уединялся с очередной интересной книгой.
Таким образом, самой большой радостью для Орцы с детства была хорошая книга.
Родители и старшие братья видели индивидуальность Орцы, однако не давлели над ним, позволяя мальчику нащупать в жизни свой собственный путь.
Орца закончил школу с одной четверкой (по математике), успешно прошел в МГУ на факультет журналистики и с жадностью погрузился в постижение наук…
Шел 1994 год, и как-то ночью в квартиру, которую без пяти минут выпускник Орца снимал с 4 другими студентами из Чечни, вломился московский ОМОН, матерясь и размахивая дубинками. Завязалась драка, в ходе которой одному из товарищей Орцы удалось завладеть милицейским табельным пистолетом. Закончился этот визит побегом с перестрелками, в результате чего всем пятерым пришлось пробираться тайными тропами на родину недоучками.
Летом Орца сумел зачислиться в Чеченский Государственный Университет, на пятый курс факультета английского языка за неимением Журфака, но той же осенью началась война и Орца оказался на фронте.
Еще год назад от одного родственника Орца узнал о странных типах, критикующих всех и вся — которых называли Ваххабитами. Заинтригованный, он стал их искать и вскоре вышел на квартиру на улице Грибоедова в Грозном, где эта группа собиралась. Это была городская чеченская молодежь, недовольная состоянием дел с отечественной религией и адатами — что совпадало во многом со взглядами Орцы. Он прозвал их, шутливо, «гуситами» по аналогии с реформистами чеха Яна Гуса… Поэтому, на фронте Орца присоединился к группе своих старых знакомых-гуситов, называемой ими самими «Джамаатом».
В отряде было несколько гранатометов, и Орца взял себе один.
В январских боях за Грозный Орца успел подбить два русских бронетранспортера, когда очередной неудачный выстрел контузил его. Очнулся он в русском штабе и уже через 2 месяца, после систематических побоев, полу-инвалидом с поврежденным позвоночником, оказался на зоне в Архангельске, приговоренный к 8 годам колонии строгого режима за участие в «незаконных вооруженных формированиях» …
Воспоминания Орцы прервал громкий треск и возня в деревьях на берегу между ним и рекой. В объективе бинокля застыл силуэт громадного медведя — старого знакомого Орцы и любителя ночных прогулок. Взяв, на всякий случай винтовку на изготовку и дослав патрон, Орца посветил медведю в глаза, обращаясь к нему по чеченски: «Хьо лаа лелий, Ча-Дада?». Медведь был не настроен на беседы с лесником и медленно удалился. И всё же последующие 200 метров Орца шагал с оглядкой…
Первая встреча с медведем произошла у Орцы еще в 1996 году, в архангельской тайге, где он валил лес в составе бригады зеков. Это был, разбуженный работой бензопил и грохотом падающих стволов, медведь-шатун. Когда разьяренный зверь бросился на зеков, Орце удалось нанести по нему решающий удар топором и перебив позвоночник обездвижить шатуна — что и спасло его оторопевших товарищей… Этот случай и снискал ему расположение со стороны администрации, впоследствии сыграв главную роль в УДО.
Освободившись в 2000 году, Орца уже не поехал на родину, а подался прямиком в Украину, по приглашению бывшего товарища по МГУ. Решение Орцы было продиктовано двумя обстоятельствами: нужно было срочно вытаскивать оказавшихся запертыми на охваченной войной родине многочисленных домочадцев, включая семьи двух братьев, погибших на первой и на новой войне; причина вторая — Орца успел полностью охладеть к движению гуситов, спровоцировавших войну. Мирные реформисты в начале, придя к власти в послевоенной Чечении, гуситы стали навязывать большинству свою волю, что и вылилось в раскол, ставший для русских спецслуж ценнейшим подарком.
Орца был уверен в том, что религии не место в политике: вся история человечества буквально кричала об этом…
По прибытии в Одессу, два первых года прошли в боях с разными группировками и бесконечных разборках, но зато последующие три позволили Орце заиметь вожделенный диплом журналиста, украинский пасспорт и передав успешный бизнес старшему брату, начать путь к своей собственной мечте…
Только тут Орца обратил внимание на то, что углубившись в воспоминания, не заметил как прибавил темп и уже начал потеть. Орца замедлил шаг, ибо ему нужно было всячески избегать резких перепадов температуры, так как «сувенир» от русского плена — травму позвоночника, несмотря на все усилия, так и не удалось устранить полностью.
(продолжение следует)