В Европейский суд по правам человека поступила жалоба от нескольких заключенных колонии «Черный дельфин». Все они приговорены к пожизненным срокам и рассказывают о плохих, а порой о невыносимых условиях содержания.
Жалобу в ЕСПЧ в конце 2018 года передала юрист московского Центра содействия международной защите и Centre de protection internationale в Страсбурге Оксана Преображенская. Она пока не готова называть фамилии и точное количество заключенных, от которых ей удалось получить заявления. Сообщила только, что речь идет о периоде их пребывания в колонии с 2007 года. Оксана Преображенская также отмечает, что эти заключенные рассказывают про одни и те же факты, хоть и содержатся в разных камерах, а значит, не могли заранее договориться.
Несколько юристов и адвокатов, которые неоднократно бывали в «Черном дельфине», считают, что там действительно есть нарушения, на которые нужно жаловаться, но вот доказать эти нарушения – задача, по их мнению, практически невозможная. Во многом потому, что «Черный дельфин» (ИК-6) – одна из самых закрытых колоний страны, куда даже членам Совета по правам человека при Президенте России не всегда удается попасть.
ura.ru
Я пытался проехать в «Черный дельфин», когда я был членом Совета по правам человека, меня не пустили, — рассказывает журналист Максим Шевченко. — Я прилетел в Оренбург по жалобе Расула Кудаева и его матери, которой не давали с ним свидания под надуманным предлогом. Она, больная и немолодая женщина, ехала из Кабардино-Балкарии в Соль-Илецк через всю страну. Приезжает, а ей говорят – ваш сын в ШИЗО, свиданий не будет. После этого я поехал в Оренбург, встретился с тогдашним главой ФСИН Оренбургской области генерал-майором Владимиром Андреевым, он дико перепугался, запрашивал Москву, но они так и не дали мне свидания, несмотря на то, что Федотов (глава СПЧ – прим.) очень просил. Значит, что-то хотели скрыть.
Колония «Черный дельфин» расположена недалеко от границы с Казахстаном, в городе Соль-Илецк Оренбургской области. Свою историю колония ведет с середины XVIII века, когда в эти края направлялись партии ссыльных каторжан, чтобы работать на соляных промыслах. Поступали сюда арестанты со всей страны на пожизненную работу. Сейчас Соль-Илецк знаменит на всю страну своими целебными солеными озерами и одним из крупнейших производств соли в России. В этом году ИК-6 будет отмечать 150-летие своей работы.
По официальным данным УФСИН по Оренбургской области, в колонии сейчас свыше 900 заключенных.
Большая часть приговорена к пожизненным срокам. Среди заключенных – серийные маньяки, убийцы, виновные в смерти десятков людей, террористы, педофилы, насильники и даже людоеды. Есть те, кто были фигурантами громких уголовных дел, некоторых ряд правозащитников называют политзаключенными. Чьи-то имена нередко бывают в СМИ, например, имя бывшего соратника главы «Юкоса» Михаила Ходорковского Алексея Пичугина или бывшего мэра Махачкалы Саида Амирова.
Мать одного из заключенных, которая осенью 2018 года приезжала на длительное свидание в ИК-6, рассказала «Эху» подробно о том, на что жалуется ее сын. Она записала его рассказы о жизни в этой колонии и передала несколько фотографий, якобы сделанных в камерах. Имя этой женщины, по рекомендации юриста Оксаны Преображенской, мы заменим на вымышленное – Марина Смирнова. Насколько правдоподобен ее рассказ и фотографии, мы попытались проверить через запросы в официальные органы и в беседах с разными юристами.
lemur59.ru
«Чем быстрее друг друга поубиваете, тем лучше»
Сын Марины Смирновой* в «Черном дельфине» уже 18 лет. В 2000 году его приговорили к пожизненному сроку за преступление, связанное с разбойными нападениями, грабежами, убийствами. Суд признал, что именно он виновен в смерти шести человек и покушениях на жизнь еще троих. Хотя сам он свою вину признает только частично и утверждает, что никого не убивал.
Раз в несколько лет мать старается приехать к сыну на свидание. Сейчас ей за 70 лет, и преодолевать расстояние более чем в 2000 километров до колонии в Соль-Илецке с каждым разом становится труднее. За это время она и ее сын не раз жаловались на условия содержания, избиения и плохую медицинскую помощь. Раньше какие-то вопросы удавалось решать, получалось находить общий язык с руководством и персоналом колонии. Но за последние год-полтора, по рассказам Смирновой, условия стали значительно хуже. Вот что она записала со слов сына во время их встречи несколько месяцев назад:
Сейчас дела у меня вообще очень плохие. Как только меня перевели в шестиместную камеру, сразу у меня начались нервные срывы. Бытовые условия в камере намного хуже, чем было. Окно в камере очень маленькое, темно, воздуха не хватает. Скамейка только для двух человек. Летом в камере температура +30 и выше. Вообще пытка находиться. В камере шесть человек, среди которых осужденный, с которым у меня был уже конфликт, и нас рассаживали. А сейчас на мои обращения к администрации рассадить нас мне отказывают. В частности сказали – будете сидеть вместе, пока не подеретесь, не отсидите в ШИЗО по 15 суток, а только потом посмотрим, рассадить или нет.
В 2016 году сын Смирновой сидел в четырехместной камере и уживался с соседями. Но такое взаимопонимание между сокамерниками, как он утверждает, не устраивает администрацию колонии:
Я неоднократно обращался к администрации с просьбой обратно посадить меня с осужденными, с которыми у меня психологическая совместимость. Но администрация мне отказывает – говорит, чем быстрее вы друг друга поубиваете, тем лучше.
Зачем колонии конфликты в камерах, Смирнова пояснить не может. Она подтверждает, что сама обращалась к персоналу и руководству ИК-6, чтобы ее сына перевели хотя бы из камеры, где якобы находился очень шумный, психически нездоровый заключенный:
Сажали осужденного [У.Ю.] Он психически нездоров. Орет днем и ночью, причем крик сильно громкий. Два раза в день врачи делали ему уколы и давали таблетки, чтоб [У.Ю.] не вел себя агрессивно и спал. Однако медпрепараты на него не действовали. Он продолжал сильно кричать ночью и днем.
Заключенный жаловался также своей матери на соседство с ВИЧ-инфицированными. Она записала с его слов фамилии тех, с кем он сидел, и его рассказ о том, что якобы там происходит:
В камеру еще посадили ВИЧ-инфицированного СПИДом осужденного [К.О.] В предыдущие годы меня также сажали с ВИЧ-инфицированными СПИДом: [перечисляет 5 фамилий]. Когда делают всем осужденным вакцину от гриппа и других заболеваний, врачи уколы порой делают одним шприцом всем осужденным, находящимся в камере, в том числе и ВИЧ-инфицированным.
В УФСИН по Оренбургской области ни о каких шестиместных камерах в «Черном дельфине» не знают. В ответе на запрос начальник управления Сергей Поршин пишет, что заключенные, приговоренные к пожизненным срокам, содержатся в двух- и четырехместных камерах, площадь которых 7 и 18 кв. метров соответственно, так что нормативы (минимум 2 кв. м на человека) соблюдаются. Также, как утверждает Сергей Поршин, соблюдаются и температурные режимы в камерах: +18 +24 зимой и +20 +28 летом. Стоит отметить, что в Соль-Илецке летом температура нередко превышает +35 градусов.
Что касается конфликтов сокамерников, то в УФСИН применяют переводы в случае их несовместимости. Более того, заключенные сами имеют право попросить об этом, — уточняют в прокуратуре по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях. Ведут сотрудники ИК-6 также воспитательную и психологическую работу в случае конфликтов в камере, — утверждает в своем ответе уполномоченный по правам человека в регионе Анатолий Чадов.
Но, по словам сына Марины Смирновой, на практике добиться перевода в другую камеру практически невозможно (записано со слов сына):
Мама, ты говоришь, обратись к психиатру Резаковой С.Н., что у меня плохой сон. Я тебе в очередной раз говорю, что все это делается специально психиатром Резаковой С.Н. и оперотделом. Я много раз обращался к врио начальника ФКУ ИК-6 подполковнику внутренней службы Коробову Ю.П., к оперативным работникам Шарипову Д.Ш., Сочинскому А.А., Руденкову И.В. с просьбой посадить меня к осужденным, с которыми у меня психологическая совместимость, но мне отказывают. В августе 2018 года беседовал под протокол с прокурором Калининым А.А., рассказал, в каких невыносимых условиях, бытовых и психологических, я нахожусь. Прокурор Калинин меня выслушал, развел руками и ушел.
«Нету таких камер! У них у всех холодильники, телевизоры»
Марина Смирнова пришла в редакцию «Эха» с большой пачкой фотографий. На них – мужчины в тюремных робах на фоне двухъярусных кроватей, облупленных стен и туалетов. Как эти снимки она получила, рассказывать побоялась. Она утверждает, что сделаны они были в 2018 году в камерах в «Черном дельфине». Большинство заключенных с этих фотографий ей незнакомы.
Три фотографии, скрыв на них лица осужденных, мы отправили в колонию, в УФСИН, спецпрокуратуру и уполномоченному по правам человека.
На некоторых снимках видно, что унитаз в камере расположен недалеко от кровати и ничем не отгорожен. Между унитазом и спальными местами – только раковина.
— Мне Балдин [Балдин С.Н. — начальник ФКУ ИК-6 с 2011 до 2018 года, сейчас первый замначальника УФСИН по Оренбургской области] сказал, что нет, такого не может быть, там уже все загорожено. Что там кнопочку нажмешь, и смывается всё. А там не то, что кнопочки, там нету смывного бачка. Я спросила сына, как вы свои испражнения убираете? Он сказал, что все сгребают сами, затыкают тряпкой, ждут, когда вода натечет, и после этого достают тряпку и смывают. Я говорю, а как же вы набираете воду? У моего есть ведро. Но чтобы набрать ведро, его кружками надо наполнить. Значит, это после каждого стоит вонь и запах, — говорит Марина Смирнова.
То, что такое может быть в «Черном дельфине», категорически опровергают в региональном управлении ФСИН. «Санузлы, находящиеся в жилых камерах, оборудованы кабинами приватности, холодным водоснабжением и канализацией, находящейся в исправном состоянии», — утверждает начальник УФСИН Сергей Поршин. На представленных в запросе фото камер ИК-6, по его мнению, нет.
Точно так же об этих фотографиях сказал и уполномоченный по правам человека Анатолий Чадов. В подтверждение того, что камеры в ИК-6 выглядят сейчас иначе, он прислал несколько других фотографий. На них видно, что унитаз стоит в отдельном помещении, есть сливной бачок, стены в камере покрашены.
Однако в спецпрокуратуре рассказали, что за два прошедших года все-таки выявили 11 нарушений по условиям содержания, в том числе и по приватности в санузлах. При этом ответить на вопрос, сделаны ли представленные фотографии в ИК-6 или нет, и.о. прокурора А.Г. Масленников затруднился: «В связи с качеством представленных фотографий не представляется возможным определить, являются ли изображенные на них помещения камерами ФКУ ИК-6 или схожими с ними помещениями».
Не сомневается в подлинности фотографий и подобных условий содержания руководитель оренбургского отделения «Комитета против пыток» Тимур Рахматулин. Он входил в прошлый состав Общественно-наблюдательной комиссии Оренбургской области и неоднократно посещал заключенных «Черного дельфина»:
УФСИН по Оренбургской области
Мы когда бывали в этой колонии, действительно там были многие туалеты не огорожены. И мы обращали внимание прокуратуры на этот факт. И прокуратура выносила представления об устранении допущенных нарушений. Но ФСИН ссылался, что финансирования не имеется у них в достаточной мере, чтобы всё сразу сделать, чтобы во всех камерах, как минимум, огородить отхожие места.
С лета 2017 года, когда сменился состав ОНК, Тимур Рахматулин не был внутри колонии, но сомневается, что за это время там удалось решить все проблемы:
Ситуация медленно, но улучшалась. Мы часто приезжали в колонию и смотрели изменения, делается это вообще или не делается. Какие-то конкретные места огораживались. А те фотографии, которые я видел, я уверен, что это реальные фотографии, поскольку некоторых из этих осужденных мы навещали по просьбе их родственников, будучи членами ОНК. То есть это реальные люди в ИК-6 и камеры реальные.
Неотгороженные санузлы, по мнению Тимура Рахматулина, это дикость:
Представьте, в камере шесть человек, и они на глазах друг у друга ходят… Я уж не говорю обо всех запахах и прочем. Я считаю, что это унижающие человеческое достоинство условия содержания.
Адвокат из Краснодара Алексей Иванов, неоднократно посещавший своих доверителей в «Черном дельфине», тоже рассказывает об отсутствии перегородок в некоторых санузлах:
Алексей Иванов в Facebook
Там камера камере рознь. Там практически в каждой камере туалет не отделен. В лучшем случае, отделен по пояс. Стоит загородка, а сверху нет ничего – формальная отгородка. Но там же другие ситуации, гораздо хуже. Есть перенаселенные камеры. Садиться днем на кровать нельзя, на стульях сидеть нельзя. Кто-то стоит, кто-то сидит на полу. Если есть обеденный стол и там стулья, то сидеть на них нельзя. Только когда обед положен. Чай пить нельзя, только в отведенное время. Зарядку делать тоже нельзя, потому что это склонность к побегу. За это взыскание.
Максим Шевченко, знакомый с адвокатом заключенного Саида Амирова, обращает внимание, что в таких условиях отбывают наказание также люди с инвалидностью:
Я считаю, что превращение тюрьмы особого режима в пыточное место, которое является не местом содержания, а местом мучительного постепенного умерщвления людей, которые получили пожизненное, – это неправильно. Если мы не будем бороться за права людей заключенных, то тогда и люди свободные будут лишены этих прав.
Нынешний председатель оренбургской ОНК Альбина Абязова уверенно заявляет, что сведения о перенаселенных камерах и запретах на то, чтобы сидеть днем, – это «неправильная информация». Ей непонятно, как адвокаты могут говорить об условиях, если не бывают в камерах.
Впрочем, этот факт не помешал увидеть камеры оренбургскому адвокату Ольге Сноповой, которая несколько лет проработала в Соль-Илецке. Она видела камеры по видеонаблюдению:
Мои подзащитные каких-либо жалоб мне не высказывали. Были те, кто на пожизненном, и те, кто не на пожизненном. Не могу сказать, что кто-то чем-то был недоволен, во всяком случае, мне ничего такого не говорили. По поводу содержания в камерах — я видела только через камеры видеонаблюдения, пока ожидала своих подзащитных. Это камеры, как правило, на четыре человека. У них там стол, стулья, туалет и решетка, которая отделяет полметра от основной двери. Туалеты не отгорожены. Но надо понимать, что лица, которые осуждены к пожизненному лишению свободы, — им терять уже нечего. И я думаю, что это сделано в целях, в первую очередь, контроля за такими осужденными, чтобы не было самоубийств этих осужденных в туалетах.
А после разговора с одним из сотрудников колонии Ольга Снопова только убедилась в правильности такого подхода:
Мне рассказывал представитель администрации, что у них был один пожизненно осужденный за людоедство, и никто с ним не хотел сидеть в одной камере именно потому, что он угрожал, что съест любого сокамерника, которого к нему подселят. Я думаю, что если был бы какой-то огороженный туалет вне зоны видеокамер, риск того, что в отношении сокамерника будет совершено какое-либо преступление, он был бы выше.
Ольга Снопова обращает внимание, что в колонии очень хорошая библиотека, а еще заключенные могут смотреть телевизор:
У кого есть денежные средства, они могут даже приобретать себе телевизор. Были осужденные, у которых в камерах были плазменные телевизоры. Не знаю, насколько это хорошо или нехорошо, но условия такие.
Наличие телевизоров и другой техники в камерах подтверждает и председатель ОНК Альбина Абязова. Поэтому ее удивляет, откуда появляются фотографии, на которых якобы камеры ИК-6 с плохими условиями:
У нас тоже эти жалобы есть и фотографии. Там такого вообще нету. Я не знаю, откуда эти фотографии. Информация совсем неправдоподобная. Нету таких камер. У них у всех телевизоры, холодильники стоят, кухни оборудованы плитой, чайники там у них.
РИА «Новости»
«Арбузы мы в жизни не ели соленые, никогда и не видели»
Периодически Марина Смирнова присылает своему сыну деньги на его счет. На них он может покупать что-то в ларьке при колонии. Несколько лет назад она присылала ему деньги на покупку телевизора. Но иногда, как утверждает Смирнова, заключенных вынуждают покупать и оплачивать то, что они не хотят:
Осенью 2017 года начали предлагать банки с помидорами, арбузами, холодец с какой-то жижей. И их заставляли покупать. Не через магазин, а это своего производства. Он покупал этот холодец и в унитаз его выливал, потому что есть его невозможно. Арбузы мы в жизни не ели соленые, никогда и не видели. Это стали предлагать, а если ты откажешься, тебя избивают, что ты не берешь. Выводят и избивают. Летом предлагают укроп, редиску по 70 рублей, когда у вас на базаре по десятке стоит.
Марина Смирнова предполагает, что кто-то так делает неплохой бизнес, и собирается писать жалобы по этому поводу.
Соленые арбузы, выращенные в Соль-Илецке, и холодец действительно продаются в колонии «Черный дельфин». Об этом в ответе на запрос рассказал Сергей Поршин. Производят эту продукцию тоже заключенные – оренбургское подразделение ФГУП «Промсервис» ФСИН России. Эта же организация и продает. О возможном навязывании товаров заключенным Сергей Поршин ничего не пишет. Он только поясняет, что все покупки делаются осужденными с письменного заявления.
продукция УФСИН по Оренбургской области, 56.fsin.su
Не подтвердил Сергей Поршин и другие сведения, о которых рассказывает мать осужденного. В частности, Марина Смирнова, опять же со слов сына, предполагает, что некоторые помещения колонии используются не по назначению:
Там, где у них банный корпус, где они моются, потрошат курей круглый год, летом чаще. Там потрошат внутренности, никто там не убирает потом начисто, дезинфекции никто не делает, а они там моются. Это помещение используют, понятно, не бесплатно. Что еще делают – вписывают лампочки ему. В какое место ему лампочки эти прикручивать? Или порошок вписывают, чистящие средства. Это у колонии денег нет, а у них, значит, есть? А еще на их этаже работает, не знаю, как точно сказать, я ведь там не была сама, но станки работают. Круглосуточно. В спальном корпусе. Кто пилит себе дрова, доски?
Председатель ОНК Альбина Абязова называет «неправдой» все заявления о навязывании заключенным покупок. По ее словам, подобные жалобы поступали также из другой колонии, ИК-8 в Оренбурге, но нигде проверки не подтвердили высказанные претензии, а родственники тех, кто жалобы направлял, на повторные беседы в ОНК не приходят. На вопрос об использовании банного корпуса не по назначению Альбина Абязова сквозь смех ответила: «Ну это вообще бред!»
По официальным данным сайта УФСИН, «Черный дельфин» специализируется на выпуске сувениров, швейных изделий, обуви, муки. Открыт цех по выпуску молока, творога и сливочного масла. Организовано производство пескоблоков, тротуарной плитки, металлоизделий. Еще в колонии разводят крупный рогатый скот, свиней, кроликов и кур, выращивают овощи.
За работу заключенные получают деньги, которые могут потом потратить в ларьке при колонии. Адвокат Алексей Иванов интересовался несколько лет назад ассортиментом в ларьке и зарплатами заключенных:
При колонии действует ларек, аффилированный с администрацией колонии. Ассортимент крайне скуден, цены крайне велики. Начиная от туалетной бумаги по европейским ценам, заканчивая продукцией, которую производят сами осужденные. В колонии все обязаны работать. Там такое беспрерывное производство, например, по пошиву тапочек, я эти тапочки потом, кстати, в гостинице видел в Оренбурге. Работают они очень много, а цены совершенно смешные. Я запрашивал даже листок заработной платы ежемесячной, он гораздо ниже прожиточного минимума. Они зарабатывают какие-то копейки и тратят их в этом же ларьке. Вот такой там круговорот.
Марина Круглякова / ТАСС
«Это то же самое, что и в Ярославле было»
В «Черном дельфине» для пожизненно осужденных есть 30 прогулочных двориков, 11 из них оборудованы спортивным инвентарем. Глава оренбургского УФСИН Сергей Поршин утверждает, что на этих площадках заключенным можно заниматься спортом. Однако, по словам родственников и правозащитников, руководство ИК-6 нечасто подписывает заявления заключенных с просьбой позаниматься на брусьях. Сергей Поршин на вопрос, нужно ли разрешение, не ответил.
А если ты без заявления будешь заниматься, тебя изобьют и скажут – пиши, что ты матерился. Если не напишешь, значит, будут бить до тех пор, пока ты не напишешь. А для чего тогда ставить брусья, если не всем разрешено? Чтобы было? – возмущается Марина Смирнова и вспоминает про ярославскую колонию. — Если что-то положено, то почему же они так ведут себя? Если положено гулять и заниматься на этих же брусьях. А избивать сзади, когда человек не видит и руки кверху, – кто им дает такие поручения? И бить по ногам, по спине? Это то же самое, что и в Ярославле было.
Тимур Рахматулин говорит, что ему поступали аналогичные жалобы от родственников других заключенных, которые тоже говорили, что во время прогулок бьют по ногам и предлагают писать заявления, чтобы на прогулки их не водили. Нежелание сотрудников колонии выводить заключенных на улицу Рахматулин связывает с особым режимом конвоирования для пожизненников:
Как нам объясняли, это записано в их документах для собственного пользования: чтобы одного пожизненника куда-то переместить по территории колонии, его должны сопровождать чуть ли не четыре сотрудника. А если из здания в здание – то четыре сотрудника и собака должна быть еще. Представьте, у них там больше 700 осужденных на пожизненное лишение свободы – это просто большая нагрузка на персонал, и они хотят от этой нагрузки избавиться, работы себе меньше сделать.
Про избиения и другие виды давления на осужденных рассказывает также адвокат Алексей Иванов:
Что касается осужденных, это реально ад. Начиная от того, как они сидят бесправно абсолютно, и заканчивая принудительным рабским трудом. И да, их там избивают. Избивают в банном боксе. Этой информацией мало кто обладает. Приходят люди в масках, заключенных лицом в пол, и там просто дубинками УФСИН избивает. Ни ШИЗО, ни карцер, а пришли в банный бокс – и все. Профилактика. Есть там некоторые камеры, где сидят лица нетрадиционной ориентации. И есть лица, у которых СПИД. Это, пожалуй, хуже, чем избивание в банном боксе, потому что к этим лицам подсаживают, и есть риск быть изнасилованным и зараженным СПИДом. Вот такой актив, который сотрудничает с администрацией.
По словам журналиста Максима Шевченко, различные меры давления и ущемления прав применялись к Расулу Кудаеву, которого он считает политзаключенным:
По отношению к нему предпринимались неоднократно действия сломать его, склонить его, дать какие-то показания, дополнительно с ним велись разговоры. Было время, его лишали права молиться. Он имеет право на дистанционное образование, его лишают этого права, ограничивают получение им книг и периодической прессы, не дают ему подписываться на нее там. Это все беспредел абсолютный, с которым мириться просто совершенно невозможно.
Мать осужденного Марина Смирнова говорит, что в колонии избивали всегда. Ее сын несколько лет назад судился с колонией за полученную во время избиения травму. Сейчас, как она утверждает со слов сына, могут незаконно применить силу в качестве наказания за несогласие с указаниями сотрудников колонии:
В 2018 году, когда сына переводили из камеры в камеру, он отказался нести вещи, потому что матрас двойной тебе на спину кладут, а руки сзади в наручниках. А сын им говорит – мне врач запретил. У него зафиксировано, что спина болит. Его избили, матрас отняли. И после этого ему дали какой-то потрошёный матрас.
Про сообщения об избиениях рассказала также юрист Оксана Преображенская:
opengaz.ru
Нам поступили факты о том, что администрация учреждения применяет физическое насилие. Более того, применение этого насилия не фиксируется в журналах применения спецсредств. Когда их выводят на прогулку, их бьют по икрам, по ногам, по копчику. Для чего? Для того, чтобы они в следующий раз просто не просились на прогулку. Есть комнаты на каждом этаже, в каждом корпусе, так называемые банные, часть этих комнат не просматривается камерами видеонаблюдения. И там избивают осужденных, чтобы не было видно на камерах.
В УФСИН на вопрос о возможном применении силы к заключенным напоминают, что сотрудники имеют право и на физическую силу, и на применение спецсредств, и даже на применение огнестрельного оружия, но только в рамках закона. За 2017 и 2018 годы к спецпрокурорам поступило 5 жалоб на незаконное применение физической силы, но по ним в итоге нарушений выявлено не было. Фактов избиения по ногам заключенных во время прогулок прокуратура не зафиксировала. К уполномоченному по правам человека жалоб на избиения за два прошедших года не поступало.
Общественный наблюдатель Альбина Абязова рассказала, что жалобы на применения физической силы поступали не от пожизненников, а от других категорий осужденных ИК-6. Она пояснила, что жаловались те, кого перевели из других оренбургских колоний и которые боялись, что в «Черном дельфине» будут плохие условия, поэтому, как ей кажется, они и жаловались. Но сейчас у них претензий якобы нет.
360tv.ru
«Заставляют говорить, сколько человек он убил»
К числу «невыносимых» условий содержания заключенных в ИК-6 Оксана Преображенская относит так называемый «доклад»:
Это когда кто-то входит в камеру, они должны встать в определенную позу, согнувшись, вывернув руки, растопырив ноги, и делать доклад – «такой-то такой-то, статья такая-то, осужден тогда-то». Плюс заставляют говорить, сколько человек он убил. И так несколько раз в день. Передвижение вне камеры осуществляется в наручниках, с застегнутыми за спиной руками, мешок надет на голову, и в согнутом положении почти бегом они должны передвигаться.
По словам юриста, закон такие меры не предусматривает:
Это фантазия администрации учреждения. Но это фантазия не одного такого учреждения, она распространена по всем практически пожизненным колониям. Есть решения судебные, что это незаконно, но по другим учреждениям.
Начальник УФСИН Сергей Поршин никаких нормативных актов, где были бы прописаны такие нормы общения с осужденными, не приводит. По его словам, заключенные должны назвать свое имя и фамилию, дату рождения, начало и конец срока пребывания в колонии и статьи, по которым их осудили, а также номер своего отряда. Обращаться к сотрудникам колонии или другим посетителям закон предписывает осужденным на «Вы», отмечают в УФСИН.
Свидания
Недавно в «Черном дельфине» появился новый корпус для длительных и краткосрочных свиданий. За 900 рублей в сутки родственник может провести какое-то время в специальной гостинице на территории колонии.
В целом получить разрешение на свидание — это не проблема, говорит адвокат Ольга Снопова. Правда, те, кто бывали на таких свиданиях, считают, что приезжающих фактически приравнивают к заключенным по тому, как ведется досмотр. В частности, так считает адвокат Алексей Иванов:
«Черный дельфин» — это, пожалуй, сама худшая тюрьма. Я даже не знаю, какая может быть хуже. Худшая, как для тех, кто там отбывает срок, так и для тех, кто туда приезжает на длительные и краткосрочные свидания. С недавних пор лица, которые приезжают туда на свидания, проходят унизительную процедуру досмотра. Фактически их приравнивают к осужденным, досматривают, в том числе с полным раздеванием. За внешним лоском новых стен скрывается абсолютное бесправие. Ситуация гораздо хуже, чем она может показаться.
Подробно о досмотре рассказала мать осужденного Марина Смирнова:
Раздевают, трусы спускать заставляют. Я говорю, что вы ищете? Деньги, что ли? В этот раз так искали, так искали. Я спросила, что вы ищете? Допустим, я купила в магазине стакан сметаны. Фольгу сняли, я говорю, как я понесу-то? А у другой женщины с маленьких творожков тоже все поснимали. Это, значит, проверяющая где-то ходит-бродит и этими руками потом занимается моими продуктами. Я ей давала, конечно, салфетку влажную. Хлеб я купила в магазине. Я говорю, вы зачем разрезаете? Может, он возьмет туда. Я же в вашем магазине была, я прошла тут несколько метров, магазин тут же. Я что, могла туда что-то впихнуть? Все протыкается. Если я купила мясо в вакууме, это все протыкается. Дальше на КПП еще раз роются. И обратно тоже проверяют.
Альбина Абязова из ОНК ничего плохого в тщательном досмотре не видит. Она говорит, что их тоже проверяют, до белья, правда, не раздевают. Она считает досмотр оправданным, потому что бывают случаи, когда в колонию пытаются пронести что-то запрещенное.
Государство в государстве
Юристы, которые сталкиваются с фактами возможных нарушений прав человека в «Черном дельфине», считают, что доказать эти нарушения практически невозможно. Они связывают это с особым закрытым режимом колонии и с тем, что получить оттуда информацию или письменную жалобу крайне трудно.
Отправлять жалобы на действия администрации через эту же администрацию просто небезопасно для осужденных. Если это жалобы на приговоры, то администрации учреждения все равно. Это не их вотчина. А когда жалуются на действия администрации учреждения, на условия содержания, то либо письма их не отправляются, либо незаметно вскрываются, и вы никак это не докажете, — говорит Оксана Преображенская.
Это же подтверждает журналист Максим Шевченко, которого недавно попросил о помощи адвокат Саида Амирова, до которого просто не дошло письмо от его доверителя. Максим Шевченко в эфире «Эха Москвы» назвал эту ситуацию «вопиющей»:
Вот инвалид Саид Амиров. Я сейчас не говорю, правильно или неправильно посажен Саид Амиров. Сидит заключенный человек. Он передает письмо адвокату в запечатанном конверте. Это письмо исчезает. Оно не доходит до адвоката. А потом специальный прокурор Оренбургской области пытается через оперов в «Черном дельфине» сделать вид, что никакого письма не было, хотя оно было. <…> Есть правила: переписка заключенного с адвокатом не цензурируется. Вот если вы определяете, что в конверте нет никаких запрещенных вещей, а есть письмо заключенного… его даже читать нельзя кому-то, кроме адвоката – в нормальной правовой ситуации.
В колонии, со слов матери заключенного Марины Смирновой, нередко теряются даже заявления, которые заключенные пишут руководству:
За год начальник ни разу не вызвал его. Говорит, что заявлений не получал. Очень удобно. А как докажешь? Если пишешь, а никакого ответа нет.
Да и чем писать, — удивляется Марина Смирнова, — если недавно запретили в письмах присылать заключенным стержни для ручек, а в магазине при колонии купить их тоже нельзя.
Жаловаться при личных встречах с прокурором, уполномоченным или членом ОНК тоже не всегда получается, объясняет адвокат Алексей Иванов:
Надо понимать, что эта колония, она полностью законсервирована. Это государство в государстве. Оттуда информация не выходит фактически. Там проблема с конфиденциальностью. И перед тем как кто-то будет говорить с членом ОНК, с ним проведут такую профилактическую беседу, что он в лучшем случае откажется говорить с членом ОНК, а в худшем будет говорить то, что ему сказали. Мы это проходили.
Даже если заключенный решится на жалобу, никогда нет гарантии, что он вскоре от нее откажется, продолжает делиться своими наблюдениями Алексей Иванов:
Нужна первоначальная жалоба, чтобы кто-то ее оттуда вынес. А как вы себе представляете, если там жесточайшая цензура? Даже записи, которые выносит адвокат, они все идут через оперчасть. Потом необходимо же какие-то дополнительные сведения давать с разных источников. И нужно же потом это все доказывать. Не просто же можно послать анонимную записку. Необходимо тщательно мотивировать свои доводы. А как быть с доказательствами, если в лучшем случае выйдет одна жалоба? У меня был негативный опыт, я прошел через это. И надо же будет дополнительно связываться с подзащитным, а с этим очень сложно, невероятно сложно.
По мнению некоторых правозащитников, родственникам заключенных «Черного дельфина» давно нужно объединиться, чтобы пытаться совместными усилиями привлекать внимание к проблемам этой колонии.
Юрист «Комитета против пыток» Тимур Рахматулин обращает внимание, что все меньше остается возможностей, чтобы правозащитники могли помогать заключенным:
Сейчас родственники говорят, хоть мы и не можем проверить эту информацию, что к осужденным резко изменилось отношение. Кто-то связывает это со сменой руководства колонии, а кто-то связывает с тем, что нет настолько независимых и мобильных членов ОНК, которые могли бы оперативно выехать туда, поэтому там сейчас резко ухудшаются условия содержания, и делается это искусственно. Но это, опять же, то, что нам рассказывают родственники.
С этим в очередной раз не соглашается нынешний руководитель оренбургской ОНК Альбина Абязова. Вот как она отвечает на вопрос, почему аналогичные сведения и жалобы озвучивают люди из разных регионов:
sovet-onk.ru
Одна и та же информация проскакивает. Она одинаковая. Это опять, наверное, определенный клич проходит, чтобы была такая информация. Это дезинформация родственников, юристов. Если бы родственники приехали на родительский день, где они могут посетить территорию колонии и посмотреть, как там содержатся, они, естественно, совсем по-другому говорили бы.
Мать осужденного Марина Смирнова не приезжала на родительские дни, для нее остаются убедительными рассказы ее сына:
Если я ничего не буду делать, то так все и останется. Мне хоть и сказали: не пишите по условиям, — а как не писать?
Сейчас она готовит обращения в Генпрокуратуру и уполномоченному по правам человека в РФ.
Крайне скептически к эффективности подобных обращений относится адвокат Алексей Иванов:
Бесполезно обращаться. Потому что любая жалоба заканчивается насилием и отзывам жалобы. Я несколько раз этот вопрос поднимал, никто в здравом уме не согласится писать жалобу, никто. Потому что потом для него создадут такие условия, что он откажется и от жалобы, и от адвоката. Я это проходил. Там это не работает. Это все зависит от силы терпения человека. Там ситуация меняется ровно как и у нас в России. Она меняется в худшую сторону. Каждый раз происходит завинчивание гаек. Все хуже и хуже. С другими юристами говорил, руками разводят и все. Нужны глубокие реформы, как бы пафосно это ни звучало.
Прецеденты, когда в ЕСПЧ все-таки поступали жалобы на условия содержания в «Черном дельфине», есть. В октябре 2017 года экс-мэру Махачкалы Саиду Амирову присудили 15 тысяч евро по итогам рассмотрения его жалобы на условия содержания в СИЗО и в колонии. Основная часть претензий тогда была связана с медицинским обслуживанием человека в инвалидной коляске.
Будет ли принято какое-то решение по новой жалобе заключенных «Черного дельфина», направленных в ЕСПЧ в 2018 году, может стать известно уже в этом году.
Что касается бытовых условий содержания, жалобы уже приняты и зарегистрированы, — рассказывает Оксана Преображенская. — Как правило, такие жалобы рассматриваются в течение года. Потому что это такие «клоновые дела». Есть устоявшаяся практика. Суд присуждает денежные средства. В идеале власти, конечно, должны исправить эти нарушения и провести либо ремонт в колонии, либо реорганизацию колонии. Если мест на всех не хватает, значит, имейте в виду, если вы в таком количестве сажаете людей, то будьте любезны обеспечить им человеческие условия.
Кроме того она попросила ЕСПЧ придать конфиденциальный статус этим делам и засекретить фамилии заявителей, опасаясь за возможные последствия для тех, кто эти жалобы направил. По ее словам, документы по этой жалобе ЕСПЧ сможет запросить у администрации колонии через российский Минюст.
Бывший член СПЧ Максим Шевченко считает возможным, чтобы в «Черном дельфине» провели экспертизу условий содержания представители ЕСПЧ, а не те же прокуроры и сотрудники колонии, которые там работают. Также правильным считает Максим Шевченко, если бы ИК-6 посетил глава СПЧ Михаил Федотов:
Я просил неоднократно Михаила Федотова поехать в «Черный дельфин». Он все время обещал, и уже второй год он переносит эту поездку. Хотя это было бы очень правильно.
И отметим, что на запрос «Эха» по жалобам родственников заключенных «Черного дельфина» врио начальника ФКУ ИК-6 Юрий Коробов не ответил.
Черный дельфин: Что говорят об одной из самых страшных колоний России юристы и родственники заключенных