Чеченец все отрицал. Он даже не видел сторожа в ночь, когда его измолотили, связали и вынесли с предприятия тюки с кожей, валенками…
Три чеченца, которые сидели вместе с Магомедом на скамье подсудимых, тоже говорили, что он с ними в краже не участвовал. Они и в милицию-то пришли сразу после ареста Магомеда, чтобы он, невиновный, не пострадал. Судья чеченцам не поверил. Магомеда приговорил к 25 годам лишения свободы. Ему не разрешили даже попрощаться с женой, двумя детьми.
В лагере Магомед пытался понять, почему сторож-старик только его одного «опознавал» в ходе следствия, суда. Никогда и ничем он этого человека не обидел, дороги ему не переходил…
Время от времени Магомеда вызывали к лагерному начальству. Там снова и снова допрашивали, и он упорно никакой вины за собой не признавал. Его просили повлиять на брата и жену, которые жалуются в Москву на несправедливый приговор. Он объяснял, что отсюда, из заключения ни на кого повлиять не может.
На исходе третьего года заключения его дело пересмотрели. Магомеда оправдали. Он отправился в Семипалатинск. Поезд пришел туда ночью, но он направился не к дому, где его ждали родичи. Он хотел взглянуть на сторожа, во что бы то ни стало выудить, за что он оговорил его…
Он постучал в дверь сторожки. Увидев Магомеда, выглянувший было старик отпрянул, рухнул на пол, на колени:
-Прости меня! Прости ради Бога! Я не хотел. Умалат заставил. Обещал убить, если не скажу, что ты меня бил, связывал…
Магомед удивился, как он сам не догадался, что у Умалата только была причина ненавидеть его, мстить. Но так подло?!..
Он знал, где Умалат живет. Он устремился к его дому. Сторож увязался за ним: «Не ходи туда! Он выкрутится. Он – такой! А тебя снова посадят…»
Магомед, если и слышал что-то, то через слово.
Он заново переживал вечер, когда отвесил оплеуху Умалату. Тогда, шесть лет назад, Умалат на вечеринке – синкъерам танцевал с девчушкой лет 15-16, сиротой, жившей у тети. Кружил вокруг нее, не скрывая пренебрежения. Она не выдержала, заплакала: «Ты бы не решился так себя вести, будь жив мой брат или отец!» Слова эти резанули по сердцу. Магомед вскочил: «Валлах1и, есть у тебя брат!» Умалат, к уху которого он приложился всей пятерней, отлетел в ноги девичьего ряда.
Им не дали больше сблизиться, а через день вмешались старики…
Он был в нескольких шагах от дверей дома Умалата, когда сторож забежал вперед, перегородил дорогу: «Не глупи! Одумайся…»
На шум во дворе вышел Умалат и тут же был сбит с ног:
-Клянусь Аллахом, я убью тебя, если ты завтра же не пойдешь в милицию и не расскажешь, как вы, четверо, совершили кражу, как и за что ты заставил сторожа оговорить меня…
Умалат вытащил нож, а Магомед наклонился к самому уху его:
-Убери нож! Иначе передумаю ждать до завтрашнего вечера.
Умалат обмяк, завалился на бок.
Всю обратную дорогу сторож вился вокруг Магомеда:
-Те трое меня не били. Тебя арестовали, и они сами пошли в милицию. Бил Умалат, угрожал… Как ты его! Думаешь, пойдет завтра в милицию?
-Пойдет. Жить хочет. Падла!.. И ты пойдешь. Завтра же…
…Судья спросил пожилого человека – сторожа артели: «Так кто из этих четверых избил вас?» Сторож показал пальцем: «Вон тот, рыжий. Я его знаю. Он в артели работает. Он – Магомед».