Сегодня около 4.00 утра стали стрелять в нашем Старопромысловском районе. На остановке “Нефтянка”. Сначала далеко, потом близко. Именно – автоматы.

Соседи сначала тихо сидели. Я подушку на голову положила и лежала. Потом соседи стали стучать к нам и в квартиру тети Марьям. Мама поставила табуретки. Все дети сели. Патошка пришла, ее сестра Ася и их бабушка Зина. Они – аварцы. Живут на третьем этаже, в нашем подъезде. За ними пришли к нам соседи со второго этажа, а к тете Марьям с четвертого этажа пришла тетя Тамара, ее дети и племянники.

И так сидим. Опять говорят – война. О, бухнули за окном из пушки!

07.08.1996

Прибегала Румиса. Чеченка, что живет в доме рядом. Боится, чтобы соседи боевикам не сказали – ее брат спас русского солдата, летчика. Они в армии вместе служили. Теперь его дома прячут. Он сильно ранен. Его зовут Иван. Они называют его “Рамзан” – врут, что он немой брат мужа. Ведь он по-чеченски ни гу-гу!

Мама дала ей валерьянки.

08.08.1996

Пришла война. Всюду боевики. Они русских военных прогоняют из Чечни. В нашем районе боевиков где-то сто человек. У них есть командир. Маленький такой дядька, шустрый.

Все зовут его “Батя”. Это прозвище. Еще у них есть один боевик лет двадцати. Нахальный. Пошел и где-то мыло украл. А люди пожаловались Бате.

Ох, и досталось умнику!

Батя перед всеми во дворе его поставил и давай орать:

– Мы воюем с русскими захватчиками! – потом по-чеченски чего-то,

а потом: – Аллах, как мне стыдно за тебя! Харам! Ты не воин, ты – вор!

(Харам – это грех.)

А боевик молодой руки в боки и отвечает:

– Я двоюродный племянник Дудаева. Не смей мне орать! Пошел!

Вот Батя разозлился! Как стал орать на русском и чеченском вперемежку. Но смысл такой: если еще чего тот украдет, Батя не посмотрит, чей он племянник, а выгонит его из отряда с позором! Все соседи обрадовались. Батю благодарили. Остальные боевики тише воды сидят. Никуда не лазают.

А еще боевики в основном поселились в квартиры. Люди их принимают у себя! Кормят.

В первом подъезде живут на первом этаже. Хава прибегала, радовалась. Они с мамой уедут в Ингушетию – там мир, а папа Султан останется вещи сторожить. Ее папа мне нравится. Он никогда не ругает Хаву, все ей прощает. Очень любит!

У тети Марьям в квартире девушка спит. Ее Лайла зовут. У нее длинная коса, а сама она худая-худая. Без платка. Мама и тетя Марьям давали ей еды. Она отказалась. Только кофе выпила чашку. Лайла – боевик. Ей 19 лет. Русские солдаты пытали ее мужа и убили. Они бросили его и других людей на заводе в известь. Мама говорит, кошмар! Сожгли заживо.

И Лайла все узнала. Она оставила ребенка двух лет с бабушкой и дедушкой и взяла автомат. Никогда не держала в руках оружия, а когда убили ее мужа ни за что, она взяла. И теперь воюет.

Еще есть два боевика в отряде шестнадцати лет. Они надели шляпы, как пираты. Перед ними вертятся дворовые девчонки по пятнадцать лет. Одна из них дочка Тамары, с нашего подъезда. Ее прозвище Пушинка. Она ходит легко, как танцует. А другая девчонка из дома напротив. Ее зовут Рита. У нее волосы кудряшками. Они прибегают к этим боевикам, шутят с ними. Хохочут. Вареньем угощают. Варенье на хлеб мажут и дают бутерброд.

А мама сказала боевикам в шляпах:

– Вы – дети! Чего вы шляпы надели и перья на них прицепили? Домой идите!

А боевики в ответ пищат:

– Тетенька, нас все равно убьют. Мы специально оделись красиво. Мы хотим, чтобы нас красивыми запомнили!

Мама моя покачала головой и ушла, а я сижу, записываю. Солнечно! Стрельба всюду, пули летают, а девчонки хохочут с боевиками в шляпах. Варенье едят. Очень нравится Пушинке синеглазый. Его зовут Ратмир.

П.

09.08.1996

Ночью пошли за водой взрослые. А меня не взяли. Я очень боялась. В квартире тети Марьям сидела с Лайлой. Все боевики куда-то ушли, а Лайла осталась почему-то.

Во дворе много жителей. Детей! А стреляют снарядами прямо по двору. Дети маленькие не понимают, что нельзя выходить.

Я выходила днем и видела Ваську. Он на год младше меня. Играл на улице. Тут стали стрелять, и мы в их подъезде сидели. Дедушка Идрис сказал, что война скоро закончится, и дал нам пряник. Мы пряник поделили.

Видела мальчика Ислама из переулка. Он был с мамой. Они, пригибаясь, бежали под обстрелом мимо забора.

Я взяла мамины духи и побрызгалась. Мама унюхала и так меня избила! Руками и полотенцем. Больно. Сказала, чтобы я ничего у нее не брала. За меня папа Васьки вступился. Но она и на него кричала. Мама кричит и дерется. Почему?

Поля

10.08.1996

Взрывы во дворе. Я сижу на кухне. Наш дом горит. Все верхние этажи. Дым. Но я не ухожу. Я вздрагиваю, когда залетает снаряд в верхние этажи, но сижу. Не двигаюсь. Не иду в коридор или на улицу.

Мамы нет. Она ушла с людьми на рыбную базу. Там в ящиках рыба. Мама обещала принести рыбы старикам со второго этажа и из дома напротив. Им нечего есть. Мама пошла с другими тетями.

Я сижу на кухне. Я не знаю, как придет смерть, и мне не страшно только когда пишу. Я думаю, что делаю что-то важное. Я буду писать.

К нам на днях приходил дядя Адам. Извинился. Мама ему все сказала за тетю Валю. Адам извинился, сказал, что ему стыдно. Он думал: Валю напугает, и она убежит, а ему – квартира и вещи!

– Я убить не хотел, – сказал дядя Адам. – Только напугать.

Он тоже ходил на базу за рыбой, но никому не дал без денег. Продавал!

Пожар потушили в нашем подъезде, а дом № 88 горит. Ох, горит! Дым черный валит. Всюду стрельба. Куда-то Лайла исчезла. Боевики куда-то делись. Русские солдаты наступают?

Ранило мальчика в среднем подъезде. Ему 7 лет. Все ноги в осколках. Опухли.

Пришла мама. Раздала рыбу. Бесплатно. Нам две рыбки оставила. Мама и соседки попали под стрельбу.

11.08.1996

Ингуши, родственники тети Марьям, сказали, что пойдут в беженцы. Вертолеты и самолеты стреляют по “коридору”, когда люди идут. Многих убило. Женщина с ребенком долго лежала на трассе, раскинув руки. Тетя Марьям видела.

Мама сказала, мы не пойдем по “коридору” в беженцы. А Барт и Зулва с ребенком, пойдут. А нам они свои ключи дали. Сказали у них в частном доме подвал, чтобы все люди, кто хочет, шли в их дом и прятались. Всю их еду можно брать и есть.

С нами решили пойти Юрий Михайлович и его жена. Они очень боятся бомб из самолетов.

Тетя Валя и Аленка пошли к деду Паше и дяде Саше. У тех частный дом в переулке. Дядя Саша – друг погибшего папы Аленки. Он добрый! Всегда детям раздает подарки, конфеты, когда его зарплата. Мы с Аленкой ждем этот день. Нам он много чего покупал.

Убило стариков в пятиэтажке. Ее ночью обстреляли из танков. Она горела. Люди бежали. Старики не успели.

Полина

21.08.1996

Буду все писать по порядку. Последние недели самолеты летали кругами. Бросали бомбы. Вертолеты тоже!

Я смотрела на небо и думала, что нам дали 48 часов. Столько по радио сказали – потом всех убьют.

Мы сидели в маленьком подвале. Там не укрыться от “глубинных бомб” – это бомбы, которые стирают в пыль дома и людей. Какая-то сволочь придумала нас убить ими. Мы сидели в темном, душном подвале: я, мама, дедушка Юрий Михайлович и его жена, бабушка Наташа, и ждали смерти.

Дом частный, тех самых людей, которых мы и не знаем толком. Они в беженцы пошли. Пешком. Дорогу обстреливали. И никто не знает, живы они или нет. Мы ели борщ из капусты. Пекли лепешки на костре, когда стреляли тише.

А еще что случилось! Мы с мамой пошли к нам в квартиру вечером – воды принести для цветов. На улице светло было. Там много соседей у подъезда. Затишье. Тетя Тамара, ее дети, и дядя Адам, и много соседей. Песни пели и семечки грызли. Мы сказали “Здрасте!”, и пошли к себе. Только дверь закрыли. Такой взрыв! Меня швырнуло до кухни, через весь коридор. Я полетела на пол! Мама упала. В подъезд снаряд залетел. Откуда-то боевики прибежали. Наверное, с садов – во дворе их давно не было. Они прибежали, стали раненых людей вытаскивать. Гарь, дым в подъезде! Крик ужасный! К нам залетели, кричат:

– Дайте бинты! Куча людей ранена, соседей ваших! Мама схватила простыню, стала рвать ее. Потом видит у боевика нож за поясом.

Кричит:

– Ножом быстрее!

Они стали резать простыню и соседей перевязывать. Я лежала на полу. В ушах звенело. Потом мама говорит:

– Я еще простыни принесу! И жгут. Сильно течет кровь!

И зашла назад в квартиру. И тут еще один страшный взрыв. Это второй снаряд прилетел в подъезд. Все, кто на помощь прибежали, ранены или убиты стали. А мама чудом зашла.

Крики стояли страшные. Наша дверь от взрыва перекосилась. Мы же на замок не закрыли. Она не вылетела поэтому совсем. Я поползла в подъезд, а там… ТАМ части тел людей – куски от них и крови много. И кровь густая, темная-темная. Дядя Адам кричит. Под нашей дверью головой бьет пол. Ему стопу оторвало. Он же в подъезде для соседей на гармошке играл! Выпивший.

Юная Пушинка держится за живот и кричит:

– Ратмир!

Тетю Жанну, соседку, на куски разорвало, а тетя Тамара кричит: ее ранило, а сына ее убило. Ее сын у подъезда сидел. Оказалось, убило Ратмира в шляпе, того, что нравился Пушинке. Он людям на помощь прибежал. Другие соседи ранены.

Мама дяде Адаму, соседу со второго, из нашей грелки жгут на ногу завязала. Он кричал:

– Лена, убей меня! Убей! Мне больно!

А мама:

– У тебя четвертый ребенок на днях родится. Придется жить. Адам, терпи!

Потом какие-то ополченцы-боевики погрузили наших раненых соседей в машины и повезли в больницы. Конечно, они могли так и не делать. Соседи же обычные люди. Но они не бросили их. Затем я пошла по ступенькам, и мои ноги были по щиколотку в крови. Я вся была в крови! Вся!

Во дворе несколько боевиков сделали живой щит из себя и всех женщин и детей (меня и маму тоже) вывели со двора. Из зоны обстрела. Они прикрывали нас собой! Причем мы их раньше никогда не видели!

Дедушка-сосед Юрий Михайлович испугался, когда меня увидел – думал, я сильно ранена. Но все мои вещи были в чужой крови.

Не могла писать сразу. Я просто лежала и смотрела в потолок.

А тут 48 часов объявили власти России. И все. Вот и все. Нам конец.

Боевики на следующий день, после того как разорвались снаряды и в нашем дворе убило много мирного народа, постучали в дом. Тут, где мы живем, частный. Мама пошла открывать. Они не зашли. Просто сказали:

– Мы знаем, ребенок у вас (это я-то ребенок!) и старики. Мы молока принесли.

Поставили две пластиковых бутылки с молоком на землю и ушли. У них еще ящик молока был – они всюду, где дети и старики, разносили молоко.

Мы добрели до Аленки и тети Вали. Они у деда Паши и дяди Саши. Дядю Сашу хотели расстрелять. Он вел дневник, как и я. Писал матом ругательства про военных. Боевики дневник нашли, про себя прочитали и хотели его пристрелить. А он им сказал:

– А вы про русских военных почитайте!

И перевернул страницу. Те почитали, и давай хохотать – такие там ругательства. Отпустили дядю Сашу. Но дневник не отдали. Себе забрали. На память!

Тетя Валя дала нам вареников с картошкой.

Поля

23.08.1996

Рассказывают, что некоторые русские солдаты перешли на сторону боевиков. И воюют за Чечню. Когда нас перестанут бомбить самолеты? Когда?! Когда нам перестанут давать по 48 часов перед тем, как убить?

Подумала и написала стихи России:

Мне бы росту поболе,

Мне б потверже шаги.

Поле, русское поле!

Мы с тобой не враги.

От твоих колоколен,

Так чиста благодать.

Кто-то сыт и доволен.

А кому – умирать.

Но цветы здесь не хуже!

Небо – даже синей!

Почему мы не дружим?

Вся земля – для людей!

Эту боль, эту память.

Эти роскошь и хлам

Я терзать не позволю,

И топтать не отдам!

Мне бы плечи пошире,

Мне бы руки сильней.

Я для друга могилу

Отыщу средь камней.

И с его автоматом,

Через лес уходя,

Я лесным стану братом.

Я забуду тебя!

28.08.1996

У нас живет девочка Кристина. Ее сильно ранило. Танки стреляли снарядами. Ей сделали операцию. Другого ребенка не спасли. Мы знаем маму Кристины, тетю Оксану. Она на базаре картошкой торгует. Кристина у нас пока живет. Ей 7 лет. У них в квартиру прямое попадание. Их дом на остановке “Ташкала”.

Мы дверь свою починили.

Сосед Адам в больнице. Ему ногу оторвало от снаряда. У Пушинки осколки в животе, а у тети Тамары в коленке. Еще соседей ранило – кого в голову, кого в ноги. Стреляли с русской части, говорят. Остальных похоронили, кто не выжил.

Поля

02.09.1996

Хочу учиться. У нас будет школа?

Мама узнала, что ее знакомого убило в августе. Он в своем дворе был. Его звали Алауди. Меня нянчил, когда я была маленькая. Мама расстроилась.

Кто-то убил котят, что жили под лестницей. Расстреляли по одному на глазах у кошки. Я видела их трупики. Тетя Фатима и мама хоронили котят.

11.09.1996

У моих друзей, Сашки и Эрика, убило папу. Их папа был азербайджанец, а мама русская. Его убило в доме. Когда стреляли и русские, и боевики.

Эрику – 14 лет, а Сашке – 10 лет. Эрик побежал в госпиталь и в него стрелял снайпер. Но он добежал. А его папа все равно умер. Теперь у них только мама и бабушка остались.

Сашка боится стрельбы. Если стреляют, он лежит в коридоре и голову закрывает руками.

Поля

01.10.1996

Дети меня ненавидят в школе. Камни бросали в меня и Аленку, когда мы шли домой. Я даже их не знаю. Просто они узнали, что у нас русские фамилии, и кричат: “Русские свиньи”. Это новая школа – мой шестой класс.

Один мальчик из десятого класса подошел и при всех меня ударил. Мы стояли в зале – мой класс и учителя. Я от удара упала на пол. На мне белая кофточка вся испачкалась. Он сказал: “Ты русская сука!” – и ушел.

А все отвернулись. Никто мне не помог подняться. Даже учительница ничего ему не сказала.

Я не знала, как быть. Мне стало так стыдно! Я совсем не умею защищаться. И быть “русской” плохо. А раньше так не было.

Поля

МУРАВЕЙ В СТЕКЛЯННОЙ БАНКЕ. ЧЕЧЕНСКИЕ ДНЕВНИКИ 1994-2004 гг. 

Полина Жеребцова. Родилась в 1985 году в Грозном и прожила там почти до двадцати лет. В 1994 году начала вести дневники, в которых фиксировала происходящее вокруг. Дневники охватывают детство, отрочество и юность, на которые пришлись три чеченские войны. Учеба, первая влюбленность, ссоры с родителями – то, что знакомо любому подростку, – соседствовали в жизни с бомбежками, голодом, разрухой и нищетой. C 2003 стала работать журналистом. Была принята в союз журналистов России, в финский ПЕН-клуб. Лауреат международной премии им. Януша Корчака сразу в двух номинациях на (за военный рассказ и дневниковые записи). Финалист премии А.Сахарова: «За журналистику как поступок». В 2013 году получила политическое убежище в Финляндии. Автор трех антивоенных книг: «Дневник Жеребцовой Полины», «Муравей в стеклянной банке», «Тонкая серебристая нить».
Книги переведены на двенадцать языков.

http://neihimoon.livejournal.com