По материалам книги М.Катышевой «Уроки чеченского…»

Часть 3.Майстинское ущелье, 1991 г                                  

        Всем смертям назло

В республиканских средствах массовой информации сообщалось о приезде в Чечено-Ингушетию руководителя группы «Поиск», члена Комиссии по увековечению памяти павших воинов Советского комитета ветеранов войны Степана Савельевича Кашурко. В свой приезд летом прошлого года он сообщил 14 фамилий воинов из Чечено-Ингушетии, считавшимися до сих пор без вести пропавшими. После этого С.С.Кашурко получил множество писем с просьбой отыскать родственников,  пропавших без вести в годы войны не только на фронте, но и при выселении. Напряженная работа в архивах —  вот новый список: еще 62 человека вырваны из безвестности. Многие из них погибли героически. Степан Савельевич приехал в Грозный, чтобы сообщить близким, родным погибших о том, что ему удалось узнать. Встречи в Итум-Кале, Долаково, Алхазурово, других селах были очень волнующими, трогательными. И всюду следопыта провожали словами: «Бог да поможет тебе. Да хранит тебя Аллах».

У меня создалось впечатление, что Кашурко действительно помогают какие-то высшие силы. Нет машины, чтобы выехать по одному из адресов ( он здесь хотя и встречался с официальными лицами, но опекой с их стороны окружен не был), вдруг предлагают свои услуги совершенно незнакомые люди: увидели его по телевизору, узнали. Очень благодарны за сделанное. И так всегда: признательность, благодарность, искренняя готовность помочь.

…В Урус-Мартановском Доме культуры собрались люди. Заведующий отделом пропаганды и агитации Урус-Мартановского горкома КПСС Руслан Туликов представил гостя, отметил, что он взял на себя поистине огромный труд, который не под силу одному человеку. Труд неоценимый.

Степан Савельевич начал свое выступление так:

-Я расскажу вам о тех деталях вашего выселения, о которых вы не могли знать, так как они были тайными. Но документы раскрыли эти тайны. Я зачитаю вам одну из глав своей будущей документальной книги…

Эту главу Степан Савельевич условно назвал «Убийцы известны». Она состоит из политдонесений, выстроенных следопытом в хронологическом порядке. Сухие официальные сводки, без каких-либо комментариев, художественной обработки рисуют картину того времени. Мы приводим их в сокращении.

«Политдонесение, 6 января 1944 г., г.Грозный.

В Итум-Кале полк… прибыл в 5.40 3 января 1944 г. в составе 793 человек: 126 офицеров, 246 сержантов, 421 рядового. Генерал-лейтенант Церетели, с которым мы сразу связались, принял очень радушно и оказал хорошую помощь в размещении личного состава.

В районе населения по переписи на 1 февраля 1943 года – 19614 человек…».

«28 января 1944 года, Итум-Кале. Политдонесение.

Во всех населенных пунктах люди встретили наши войска доброжелательно. Всеми способами стараются помочь нашим гарнизонам. Так, например, жители Майстинского с/совета – Майсты ( Цеколой), Поо, Того на себе, на своих мулах и ишаках в порядке добровольной инициативы, от подножия горы, куда доставлен был груз конным транспортом, подносят или подвозят для гарнизонов продовольствие. Жители этих населенных пунктов преподносят нашим бойцам подарки и предложили обеспечить все гарнизоны дровами из собственных запасов.

В селениях Хельдихоройского с/совета – Порой, Паже-порой, Чамги жители также помогают доставлять продовольствие. Из-за невозможности подавать продовольствие к гарнизонам Чамги и Тюли ишачьим и конным транспортом население Чамги и Паже-порой вместе с бойцами переносят к месту назначения продовольствие не себе. Аналогичное отношение к нашим войскам и в других гарнизонах.

Всем начальникам гарнизонов дано указание не пренебрегать этой добротой, использовать ее в наших интересах и одновременно повышать бдительность. Все подразделения полка, согласно приказа комиссара госбезопасности Ш ранга Церетели, заняли все населенные пункты и несут гарнизонную службу…»

«Зам.начальника опергруппы войск Итум-Калинского сектора генерал-майору Ветрову.

Доношу, что в период с 21 февраля по 23 февраля 1944 г. в ходе выполнения оперативно-служебных задач в полку имело место 5 случаев применения в дело оружия ( все эти случаи коротко, но достаточно подробно описаны в документах, мы же здесь процитируем только один факт – М.К.)

…23 февраля в 6.00 группа бойцов во главе с командиром взвода лейтенантом Пак имела задачу обеспечить доставку семьи жителя Паже-порой Хельдихороевского с/совета Газиева Ахмета на сборный пункт, вошла в его дом. Газиев выскочил в открытую дверь на улицу, стоявший там младший сержант Стратонов нанес Газиеву в бок штыковой удар. Газиев, не останавливаясь, продолжал бежать к обрыву. Часовой, ефрейтор Пометов, из револьвера «наган» произвел по бегущему 4 выстрела на расстоянии от него 5 метров, а младший сержант Голубев с дистанции 8-10 м. Выстрелил в беглеца из винтовки в тот момент, когда он был уже у края обрыва, с которого и упал в пропасть. Вследствие крутого обрыва и густого тумана труп разыскать не удалось…»

Степан Савельевич Кашурко считает свою работу до конца выполненной только тогда, когда личность без вести пропавшего человека установлена, останки его перезахоронены в соответствии с обрядом, когда его близкие люди обо всем извещены, снята, как говорит следопыт, тяжесть с их души. Так было и в этом случае. В январе нынешнего года он написал открытые письма в Итум-Кале с просьбой откликнуться: знают ли близкие тех, кто упомянут в этом донесении, в частности, Ахмета Газиева, о том, как все происходило, где находятся останки их родственников. Однако ответа он не дождался и 7 марта отправился в Итум-Кале. Цель была такая: встретиться с родственниками безвинно погибших, извлечь останки убитых из тайников, указанных в донесениях, и захоронить в соответствии с ритуалом. Что произошло дальше, он и рассказал на встрече в Урус-Мартане:

-Собравшиеся на площади жители Итум-Кале и окрестных  хуторов были взволнованы моим рассказом, выразили готовность участвовать в том деле, с которым я приехал. Но они посоветовали похороны устроить летом, так как теперь не пробраться к месту трагической гибели их земляков. Пока мы так беседовали, сработало, так сказать, «сарафанное радио» – родственники Ахмета Газиева узнали о моем приезде. Его сын и племянник подъехали очень встревоженные. Я почувствовал глубокое волнение и без каких-либо предисловий сказал им: «Вашего дорогого Ахмета будем хоронить летом, по-человечески». Они очень удивились: «А почему именно летом?» 

• Можно и пораньше, весной, когда тепло станет, — согласился я, не совсем, однако, понимая то недоумение, которое читалось на их лицах. Я решил, что что-то не так говорю из-за недостаточного знания мусульманского погребального обряда. А родичи Газиева в ответ на мои слова еще больше обеспокоились, вглядывались в меня с каким-то непонятным сомнением. Потом, словно придя в себя, сын Газиева молвил:
• А не лучше ли об этом самого отца спросить?
• А что, разве он живой?!…- спохватился я.

-Да, живой. Можете встретиться с ним…

А встреча произошла здесь, в Урус-Мартановском районе, в селе Алхазурово. «Убитый» в феврале 1944 года отец пятерых тогда малолетних детей Ахмет Газиев чудом остался жив. Степан Савельевич поведал урусмартановцам его рассказ. Падая в пропасть, Газиев зацепился за выступ скалы. Так и пролежал на нем десять суток, истекая кровью, то теряя сознание, то приходя в себя. Нашли его и выходили те, кто оставался в горах. Но и сейчас шрамы  от штыкового удара, от пулевых ранений, да обмороженные тогда руки и ноги – самое убедительное свидетельство страшных происшествий того времени…

Это только один из эпизодов, с которыми столкнулся следопыт в своей работе.

Множество вопросов задавали Степану Савельевичу и в Урус-Мартане, и в Гойтах, где в тот день тоже состоялась встреча. А некоторые просили помочь разыскать пропавших родственников.

«Голос Чечено-Ингушетии»,

 1991 г. №67 (20298)

***

Постановление Президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР

О восстановлении Итум-Калинского района Чечено-Ингушской АССР

В результате грубого извращения национальной политики, сталинско-бериевская клика в 1944 году упразднила национальную государственность чеченцев и ингушей и самих их депортировала в Казахстан и Среднюю Азию.

В образовавшейся после этого Грозненской области полностью была перекроена административно-территориальная карта.

До ликвидации республики в ее горной части было 9 районов с общим числом жителей 170 тыс. человек. Здесь производилось значительное количество сельскохозяйственной продукции, особенно много мяса, молочной продукции, кукурузы, картофеля, фруктов, дикорастущих плодов.

В 1957 году, при восстановлении республики, 6 горных районов остались упраздненными.

Эти ничем не оправданные изменения административно-территориального устройства причинили огромный вред социально-экономическому развитию республики, последствия которого сказываются по сей день.

В сравнительно небольшой равнинной части республики скопилось основное население республики, отсюда проблемы перегруженности расположенных здесь населенных пунктов.

Пришла в упадок такая исконно национальная отрасль экономики, как животноводство. Моральный и материальный ущерб, причиненный республике из-за такого перекроя, просто не поддается учету. На многие десятилетия было заторможено освоение богатых земель.

До войны на территории нынешнего Шатойского района было 4 района с населением 75 тысяч человек. Ныне там проживает около 15 тысяч человек.

Так, в составе республики был Итум-Калинский район, площадь которого составляла около 92 тысяч га. Здесь проживало 20 тысяч населения, имелось 12 сельских Советов, 290 сел и хуторов. У населения и в хозяйствах насчитывалось 15 тысяч голов крупного рогатого скота, 28 тысяч овец и коз, значительное количество лошадей. Посевные площади составляли 5900 га. Во многих селах имелись школы, магазины, клубы, библиотеки. В настоящее время все это разрушено.

Однако, только восстанавливая разрушенное и созидая новое, мы можем двигаться по пути национального возрождения.

Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что более 300 тысяч чеченцев и ингушей проживают за пределами республики. Значительное их число – выходцы из бывших горных районов. Из-за общественно-политической нестабильности в отдельных регионах страны, где они проживают, некоторые из них уже возвращаются в республику, и это создает проблемы с определением для них места жительства.

Все это диктует необходимость, не откладывая, приступить к возрождению жизни горной зоны, к созданию здесь рабочих мест, крестьянских хозяйств, строительству дорог и других объектов социальной и производственной инфраструктуры. Успешное осуществление этих мероприятий требует восстановления бывших районов и, прежде всего, Итум-Калинского.

Теперь, когда решается вопрос о его восстановлении и на это отпускаются значительные денежные средства, надо считать это дело для всех нас общим, национальным. И пусть возрождение этого первого  района будет началом и символом нашего национального возрождения. Со временем надо восстановить все наши районы, каждый аул, каждый хутор, каждый надмогильный камень наших отцов.

Рассмотрев предложения Президиума и исполнительного комитета Шатойского районного Совета народных депутатов ,  а также, учитывая многочисленные просьбы и предложения населения, Президиум Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР постановляет:

1.Восстановить Итум-Калинский район в границах 1944 года.

2.Просить Президиум Верховного Совета РСФСР утвердить данное постановление.

Председатель Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР  Д.Г.Завгаев.

Г.Грозный.

11 сентября 1990 г.   

ПО ЛЕЗВИЮ БРИТВЫ

Они жили так, словно их путь проходил по тонкому и острому лезвию. И не только в переносном смысле – в смысле предельного напряжения духовных и физических сил, — но почти в буквальном: они жили на узком хребте горного кряжа.  Ефремовский  образ лезвия бритвы вспомнился мне, когда вертолет начал кружить над этим древним обиталищем в поисках удобного места для посадки. Взгляды пассажиров были прикованы к скалистому выступу, соединенному с горным массивом узким перешейком. По верху этого каменистого мыса, обрывающегося со всех сторон зазубринами утесов, и лепились развалины старинных построек.

 О том, чтобы высадиться здесь, на этой самой  «бычьей шее», где работает сейчас археологическая экспедиция Аргунского историко-архитектурного и природного музея-заповедника, которую мы должны были навестить, не могло быть и речи. Но и окрестные склоны оказались столь же негостеприимными: из-за их крутизны так и не удалось найти подходящую площадку. Летчики выбрали на одном из них более-менее безопасное место, вертолет завис низко над землей, и мы попрыгали в высокую, пригнутую ветром от винтов траву. А потом, когда вертолет улетел и трава распрямилась, то оказалось, что она – выше пояса. И какая! Зверобой и душица, колокольчик и ромашка, множество других цветов – целая аптека. Над этим великолепным ковром кружились удивительно красивые бабочки и среди них такие, каких я никогда не видела: совершенно черные, словно бархатные. Это был другой мир, далекий от привычного мира равнины: мир, где в поразительной гармонии соединялись контрасты. Палящее солнце и сверкающий первозданной белизной вечного снега совсем близкий ледник. Отливающие розовым и сиреневым серые скалы и разнотравье альпийских лугов. Живительная влага стремительных порожистых речек Майсты-Хи и Цеколой-Ахк и пересохшие русла. Рядом с типично южными алычой и дикой грушей соседствуют « северянки» береза  и рябина, рядом с вездесущим шиповником – кустарник, растущий только в излюбленных высокогорных местах. Мы спускались по склонам, перепаханным в поисках съедобных кореньев дикими кабанами, любовались полетом орла, парящего над ущельем. А участники экспедиции, которая работает здесь уже не первую неделю, рассказали, что несколько раз видели в теснинах медведя-альбиноса -–редкого медведя с белой шерстью. Вот кто живет и вот  что растет в этом месте, которое называется ущельем Майсты. Не обитает здесь только человек, много лет  назад покинувший эти горы.

Впрочем, это не совсем точно: порой пригоняют сюда свои отары пастухи, как, например, сейчас. Вечерами  приходит к археологам на огонек чабан Асхаб, уроженец здешних мест. За душистым чаем ведутся неторопливые разговоры. Заведующий отделом истории и археологии заповедника Руслан Арсанукаев ( он же руководитель группы), художник Руслан Дадулагов, рабочие Хасин Бизаев и Бадруди Базаев много вопросов задают пожилому горцу, обсуждают с ним свои находки. Да и у него есть что порассказать. Он говорил, что некогда жили в ущелье люди рода Майстой, предки которых вышли из колыбели вайнахского народа – земли Нашха. Правда, непосредственно о древних постройках, где ведутся раскопки, Асхаб ничего определенного поведать не смог. Он помнит, как еще до войны, в его детские годы, старики говорили, что место это уже лет двести необитаемо. Жители близлежащих хуторов, говорил Асхаб, не  осмеливались и приближаться к нему, опасаясь встречи с шайтаном.

Археологическую экспедицию для сплошного обследования сюда снарядили впервые. Когда-то, в 1924 году, приезжал  австрийский историк Бруно Плечке и в 1929 году издал в Гамбурге монографию «Чечня», тексты которой были проиллюстрированы рисунками и фотографиями. До сих пор эта книга не переведена ни на русский, ни на чеченский языки и практически неизвестна широкому кругу читателей.

Своя судьба и у материала, собранного в этих местах в 1939 году ленинградской архитектурной экспедицией под руководством Сабурова. Все уже было обработано, систематизировано, но началась война, и в осажденном Ленинграде Сабурову стало не до издания задуманной книги. Но материал был сохранен. Однако после 1944  года тему народа, ставшего спецпереселенцем, поднять уже было невозможно. И вот недавно сотрудник Чечено-Ингушского государственного объединенного музея Павел Анисимов встретился на проходящей в Ленинграде конференции с сыном Сабурова. Тот и упомянул о чечено-ингушском архиве отца, признался, что не знает, как быть с ним. Грозненец предложил передать материал нашему  музею. Сейчас он уже  здесь, в том числе и рукопись подготовленной в те годы книги.

В прошлом году Аргунский музей-заповедник снаряжал, правда, экспедицию, но она производила лишь историко-архитектурное исследование. Теперь же за дело взялись археологи. А полет этот – обычный рабочий рейс директора музея-заповедника Вахида Алиева: он привез для экспедиции продукты питания, необходимые вещи. Прилетели также для работы в составе группы доцент нефтяного института Самвел Газарьянц и охранники Абдул-Карим Дукаев и Альбек Янарсаев. Присоединились, заинтересовавшись информацией Алиева, кинооператор Северо-Кавказской студии кинохроники Борис Насимов и его ассистент Игорь Болтачев. Вот они с тяжелой аппаратурой спускаются по крутым зыбким переходам к древнему обиталищу. Глядя на них, подумалось: как же жили тут люди, как они переносили грузы, если лошадью практически невозможно воспользоваться из-за крутизны?

…Руслан Арсанукаев показывает находки. Здесь изъеденные ржавчиной железные предметы, разноцветные бусинки, изделия из глины и дерева, остатки головных уборов из домотканого сукна -–они очень удобно скроены, чем-то напоминают буденовку. Да много других предметов, изучив которые можно составить представление о быте обитавших здесь некогда солнцепоклонников. Это их жилища и святилища теснились на хребте – на  самой «голове быка» и на «бычьей шее». Это они выбивали сохранившиеся до сих пор на камнях  храма знаки – символы своего божества. И это их некрополь вызывает у нас, пришедших сюда через  несколько веков, такой глубокий интерес и волнение чувств. Малхкаш – солнечное погребение. Так называются увиденные нами подземные, полуподземные и надземные склепы, в которых естественным образом мумифицировались тела усопших. Ходишь среди этих строений, сложенных из сланца, и чувствуешь трепет еще и потому, что опасаешься наступить на остатки древности, настолько плотно притиснуты друг к другу постройки: каждый камень, каждый клочок земли занят. Есть и тропинка. То появляясь, то исчезая, она петляет по узкому карнизу, а там, где он обрывается, заботливая рука укрепила бревна и уложила на них сланцевые плиты. Это чабаны подправляют древний и очень опасный путь по самой «холке быка».

И все время неотвязная мысль: как же здесь можно было жить? Ни на окрестных склонах, ни, тем более, около жилища, ничего не посеешь. Много скота тоже не продержишь, потому что тесны жилища, нижние этажи которых отводились для домашних животных. И вообще, какая была необходимость забираться  на эти скалы?

А необходимость была вызвана жизненными обстоятельствами. Появились эти строения в годы мрачного средневековья, в эпоху, когда шла отчаянная борьба между этносами за выживание на плоскости. По равнине проходил и традиционный сухопутный путь сообщения между Крымом и Турцией, в обе стороны двигались крупные воинские формирования. Уцелеть в столкновении с другими народами, отбиться от орудовавших повсюду групп отчаянных сорви-голов – г1ера, не брезгующих даже   продажей в неволю захваченных пленников … Земледельцы и скотоводы, мирные горцы всегда должны были находиться в состоянии боевой готовности. При возгласе «Г1ера  йог1у!» ( «Шайка идет!») каждый мужчина инстинктивно хватался за оружие. В те времена цитадель в горах служила надежным укрытием. Эти суровые обиталища строились в труднодоступных местах, откуда хорошо просматривались окрестности и откуда можно было подать огневой сигнал собратьям, живущим дальше по ущелью. Все делалось так, чтобы смогла выжить семья, смог выжить род, народ. Напряженная жизнь на лезвии бритвы…

-Чье имя носит это место?- спросила я у Руслана Арсанукаева.

-Это Форскалой. Но потом, когда времена изменились, жизнь стала  поспокойнее, обитатели этого места стали уходить кто на равнину, кто в Грузию, кто расселялся поблизости, где поудобнее. Вон та башня наверху – Цеколой. Обитель божества, святое место – так примерно можно перевести. Там хутор Поо, откуда родом наш знакомый чабан Асхаб. А там – Того. Русская транскрипция, правда, не совсем точно передает звучание…

Цеколой, Поо, Того… Что-то знакомое послышалось мне в этих названиях. Да ведь это именно они перечислены в том страшном документе из архива Берии, который мне однажды довелось прочитать и в котором с военной точностью описано это ущелье и происходящие в нем события: «28 января 1944 года, Итум-Кале…Политдонесение. Во всех населенных пунктах люди встретили наши войска доброжелательно. Всеми способами стараются помочь нашим гарнизонам. Так, например,  жители Майстинского с/совета – Майсты (Цеколой), Поо, Того на себе, на своих мулах и ишаках в порядке добровольной  инициативы, от подножия горы, куда доставлен был груз конным транспортом, подносят или подвозят для гарнизонов продовольствие. Жители этих населенных пунктов преподносят нашим бойцам подарки и предложили обеспечить все гарнизоны дровами из собственных запасов… Всем начальникам гарнизонов дано указание не пренебрегать этой добротой, использовать ее в наших интересах и одновременно повышать бдительность…» Видимо, никуда не уйти от этой темы, в каком бы уголке Чечни ни оказался, даже в таком глухом и далеком. Один событийный пласт наслаивается на другой, древние развалины хранят информацию и о времени г1ера, и о времени властительных чудовищ, втянувших свой народ в пучину жестоких потрясений. Все, что происходило в огромном мире, происходило и здесь – в маленьком, казалось бы, отгороженном от всего на свете труднопроходимыми горами мирке. Сколько информации заключает в себе короткая надпись на стене поминальной камеры языческого некрополя: «Аляев В.В. август, 19- 1944 г.» Думал ли  этот человек из 44-го, что когда-то придут сюда люди и, прочитав его автограф, нацарапанный, видимо, в минуту затишья, представят себе его, посланного в эти горы волей тирана, который был способен отдавать приказы, не свойственные нормальному человеку. Для него некий Аляев В.В. не был живым существом – он был лишь крошечным  винтиком в огромной машине, и его жизнь ничего не стоила. Но я с высоты 90-х годов вижу его обычным человеком – с живыми чувствами, переменчивыми настроениями. Вот он, обожженный солнцем, взбирается на кручу в грубых своих солдатских сапожищах, таща на плечах тяжеленную походную амуницию; вот таится в склепе солнцепоклонников и выводит ножом на камне свое имя, возможно, проклиная тот день, когда оказался здесь. А в это время десятилетний в ту пору Асхаб, ускользнувший с родителями от выселения, прячется в пещерах, пробираясь в Грузию, чтобы найти там убежище и сохранить семью, род, народ. Чтобы рассказать нам о событиях, свидетелем которых был.

История живет. Касаешься ее страниц и лучше понимаешь сегодняшний день, ибо все, как говорится, познается в сравнении.

Немалых усилий стоили Борису Насимову майстинские кадры будущей кинохроники. Зрители, которые их увидят, никогда не узнают, что съемки велись порой с риском для жизни. А зачем он, этот риск? Нужно ли в наше время ходить по лезвию бритвы, самозабвенно отдаваясь работе? Наверное, нужно. Чтобы, прикоснувшись к далеким временам, хотя бы чуть-чуть окунувшись в их атмосферу, современники смогли осмыслить минувшее. Но осмыслить не для того, чтобы судить живших тогда людей – мы не имеем права судить их ,потому что сами не были испытаны их временем. А осмыслить для того, чтобы как следует понять настоящее, понять себя в нем, осознать свое место, задуматься: ведь прочитав где-то мою фамилию, потомки узнают, чем я занимался, когда находился во власти своего времени.

«Голос Чечено-Ингушетии», 

22 августа 1991 г.

***

В феврале 1994  в газете  «Народ», в номере, посвященном пятидесятилетию депортации чеченцев и ингушей, в одной подборке с моей публикацией о Хайбахе будет напечатан материал под названием «Красный эдельвейс». Воспоминания старого солдата —  одного из участников выселения, записанные журналистом,  вновь перенесут меня в ущелье реки Майсты-хи. Скалистые утесы, крутые склоны гор. Вертолет кружит над «бычьей шеей» в поисках подходящего места для посадки, а мы прилипли к иллюминаторам: узкий горный кряж с развалинами старинного замка на самой «голове быка» производит потрясающее  впечатление. Но вот на очередном вираже  он уходит из поля нашего зрения , и иллюминатор заполняет первозданная белизна ледника…

Поскольку газета «Народ» выходила очень короткий период времени, не у всех будет возможность прочитать воспоминания ветерана – очевидца событий, я позволю себе перепечатку материала «Красный эдельвейс»:  он не только перекликается с моей  статьей «По лезвию бритвы», с теми  документами,  которые  в ней процитированы, но и дополняет ее впечатлениями свидетеля. И еще я думаю: не о тех ли рязанских парнях, о которых когда-то рассказывали старики в Хайбахе и которые вспомнились мне при встрече со Струевым,  идет речь в этой публикации?

 «Красный Эдельвейс»

 (или что не могут забыть чеченцы)

Когда по телевизору время от времени показывают волнения Чечни, Василий Егорович словно вновь видит себя окруженным возбужденными горцами, слышит их гортанные выкрики. И даже если с экрана в такие минуты не звучат автоматные очереди, старый солдат Полубояринов все равно слышит их, гулко отдающиеся между угрюмыми скалами. И он выключает телевизор, потому что тогда память произвольно воспроизводит для него свою запись, и выплывают из ее глубин такие кадры, что сама жизнь становится в тягость. 

…Война на Кавказе многому научила старшего сержанта Полубояринова.

Но теперь, спустя почти полвека, не геройские подвиги ассоциируются у старого солдата с войной на Кавказе. Нет, иная страница «свершений» тревожит его нынче. И пусть вина его в происшедшем была минимальной, но ведь, как известно, исполнение преступного приказа не освобождает от ответственности.

А приказ был. Вернее – даже Указ Президиума Верховного Совета СССР, определивший весь чеченский народ ( и многие другие) в том тяжком 1944 году как изменников и повелевший произвести их депортацию. Исполнение приказа было возложено и на них, егерей из ведомства кавказца Берии.

Надо знать горы, чтобы представлять, как нелегко было выселять оттуда непокорных их обитателей. И если города и селения попросту окружались солдатами, и под стрекотню автоматов их обитатели погружались в грузовики и теплушки, то высокогорные аулы приходилось «брать» именно им, егерям.

И был на их пути один аул Майсты, эвакуировать который обычным путем не представлялось возможным.

Майор Гонгадзе, командир батальона, приказал готовить канаты. В ход пошло альпинистское снаряжение. Василий Полубояринов сразу прикинул, что при помощи канатов поднять жителей в гору не выйдет. Но замполит Панин успокоил:

-На месте сориентируемся.

…И начался почти трехсотметровый спуск. Василий Егорович и теперь еще ощущает ладонями узловатую шероховатость бесконечного каната. Егеря волнами шли по отвесной скале, и любопытные жители аула разглядывали их, будто фалангу темных пауков на сетке канатов. Приученные к ходьбе по стенам, опускались без стуков и выкриков, деловито, как на учениях. Они были отличной мишенью для стоящих внизу, но ни один горец не выстрелил в незнакомцев. Однако первыми словами комбата Гонгадзе, едва он коснулся земли аула, были

-Сдать оружие!

Немногочисленные мужчины, человек двадцать пять, безропотно передали свои ружья егерям. Аксакал, говорящий по-русски, спросил, что за люди спустились с гор.

-Единственная тропа обвалилась еще в 1909 году, — пояснил он, и с тех пор мы даже не знаем, жив ли бедный царь Николай?

Оказалось, отрезанный от мира аул даже не ведал о том, что на земле гремела уже вторая мировая война. А кремневые ружья горцев давно были без зарядов. И жителей-то насчитывалось тут лишь шестьдесят с лишком человек. Однако согнанных на пятачке перед мечетью их заставили выслушать Указ Сталина. Всем им предлагалось немедленно покинуть аул без вещей, лишь в имеющейся на них одежде и с запасом продуктов на трое суток пути.

И пока они готовили узелки, комбат, замполит, офицеры и сержанты ломали голову: как поднять всех этих людей на тропу. И выходило, что – никак!

-Но ведь я не могу не выполнить приказа! – горячился комбат, а замполит отмалчивался, оглядывая обрывчик за площадкой у мечети, и вдруг сказал:

-Чеченцев мы эвакуируем. Вон туда…

-Куда это? – не понял Гонгадзе.

-Да в обрывчик же… Или ты хочешь ослушаться приказа?!

-В обрывчик?… Да ни за что! – резко выкрикнул вместо комбата лейтенант Шишмарев.

И тогда Гонгадзе ударил лейтенанта рукоятью пистолета в лицо. Тот закрыл окровавленные усы ладонями и, шатаясь, отошел.

-Батальон! Слушать мою команду, — зычно закричал Гонгадзе.- Оружие наизготовку!

А в это время ничего не подозревающие горцы уже собрались на площади. Одни были со скромными узелками, другие тащили довольно увесистые баулы. Немногочисленные подростки, укутанные огромными овечьими бурками, выглядели как коконы.

И когда чеченцы начали молиться, воздев руки, в середину их зашел лейтенант Шишмарев.

-Ребята! – громко заговорил он, не отрывая руки от окровавленного лица, — неужто вы будете стрелять в этих безвинных людей? Тогда бейте и меня, я ведь такой же враг, как и они.

-Первая рота! – врастяжку начал комбат, а командир роты продублировал:

-Первая рота, второй взвод!

-Второй взвод! – с надрывом, высохшими губами прокричал Василий, сам поднял автомат наизготовку.

-Огонь!

-Огонь!

-Огонь!

Дружно грянули автоматы, но все до последней пули ушли поверх голов людей, стоящих на площадке.

-Мать-перемать!- взвился Гонгадзе.- Под трибунал за невыполнение приказа!

А замполит поднял руку, требуя внимания:

-Еще один взвод откажется стрелять в изменников, и он тоже станет на эту площадку. Командир первой роты, приказываю вам вывести к обреченным каждого второго из взвода сержанта Полубояринова.

-Взвод!…Становись! На первый-второй рассчитайсь! Вторым номерам выйти из строя!

Сержант Василий Полубояринов стоял первым. Но половина его взвода уже через минуту оказалась среди чеченцев, рядом с Шишмаревым. А уж взвод Усманова, из второй роты, не сплоховал. Он расстрелял обреченных жителей и солдат, как в тире. Буднично, без криков попадали в яму аксакалы, солдаты, женщины и подростки-коконы…

И черные пауки вновь волнами поползли по канатам. И уже там, наверху, командиры егерей составили донесение, что в результате эвакуации аула из-за сопротивления жителей погибли одиннадцать егерей и лейтенант Шишмарев. Горцы, впрочем, погибли все.

                           х   х   х

-Молодой был, не особенно остро воспринимал все это, — говорит он теперь, кивая на экран телевизора. – А вот сейчас понимаю, какой узелок моими руками завязал Сталин с компанией в те годы на Кавказе. Теперь кровью умываемся, развязывая. Но ведь что обидно – все шишки валятся сейчас на нас – русских. А участвовали в тех операциях и украинцы, и евреи, и узбеки… Да и главную-то команду отдавали из Кремля отнюдь не русские люди. А мог ли я не стрелять тогда? -–переспрашивает он.- Да я ведь и не стрелял, бил поверх голов. И не моя вина в том, что я оказался нечетным номером на перекличке.

-А в чем она, ваша вина? – переспрашиваю.

-А в том, что я не погиб от руки стрелка из немецкого «Эдельвейса». Ведь наш, красноармейский «эдельвейс», оказался в конце концов ничуть не лучше…

• В.Тулин

« Народ» № 2, 

февраль 1994 г.