Правда, природа не наградила Езида хорошими внешними данными. Ростом метр с кепкой, он к тому же еще и косил на один глаз. К слову, его худощавая жена Асма была на голову выше своего супруга и рядом с ним казалась длинной, как жердь.
Отличительная особенность Езида — умение изысканно одеваться, аккуратность и чистоплотность. На нем всегда сидел ладно скроенный шевиотовый френч (китель) с крахмально белым подворотничком в комплекте с брюками галифе из того же шевиота, который широко использовался для пошива военного обмундирования. А начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, напоминавшие гармошку, поскрипывали при каждом шаге. Завершала этот образ лихо заломленная на бок папаха или фуражка сталинка. В жаркую погоду Езид носил легкую чеченскую тюбетейку на голове и прямую рубаху навыпуск из хлопчатобумажной ткани с круглым воротом и пазушным разрезом сбоку, подпоясанную узким кожаным поясом с металлическими накладками из серебра или латуни. Шли 60-е годы. Китель, брюки галифе, сапоги практически успели уйти из моды. Но Езид оставался их ярым приверженцем, и на дух не принимал обычные классические костюм-двойки, рубашки с воротником на стойке и туфли.
Вот такой необычный был у меня друг. И я в душе гордился дружбой с ним. Что не нравилось мне в Езиде – так это его неумение или нежелание рассказывать о себе. Я знал от старших, что почти все годы депортации он находился с небольшими перерывами в местах, называемых не столь отдаленными. Наслышан был о подвигах Езида на зоне, о его безудержной храбрости и отваге. Рассказывали, что его любимым слоганом на зоне, как сказали бы сейчас, была фраза: «Аллах не дал мне роста и силы, но зато дал сердце мужчины»! О геройствах и приключениях Езида в селе ходило много легенд. Мое естественное желание услышать хотя бы часть из них из первых уст никоим образом не достигало цели.
Однажды, от сельских парней, убивающих время на лавочке в ожидании начала киносеанса в нашем сельском клубе, я услышал такую историю про Езида, произошедшую с ним во время депортации в Киргизии.
Как-то, будучи на воле, Езид беззаботно слонялся от безделья по рабочему поселку, где они жили. Каким-то образом он оказался на местном небольшом рынке, рядом с мясной лавкой. Он прошел бы мимо нее, если его не окликнул бы торговец мясом — толстый и потный киргиз в окровавленном белом фартуке и клеенчатых манжетах:
— Эй, чечен, купи мясца! Не жалей кошелька, жизнь коротка!
Мясник по каким-то признакам безошибочно угадал в Езиде чеченца.
Конечно, Езиду хотелось обрадовать домашних свежим мясом, да и самому полакомиться, но у него не было денег на такой деликатес. И он собирался, не останавливаясь, последовать дальше. Но мясник оказался настырным и снова окликнул его:
— Ну, что ты, чечен, раздумываешь, стоишь? Мясо – халяль… Бычок забит по всем исламским правилам…
Езид решительно направился к лавке. На луженых крюках висели части туши на любой вкус, а на прилавке, обитом оцинкованным железом, лежали отдельные куски мяса, вырезки. Довольный, что не упустил потенциального покупателя, мясник расплылся в улыбке и услужливо показал рукой на прилавок:
— Выбирай любой кусок… Сколько кило тебе надо?
— Оставь эти куски себе, подай-ка вон ту лопатку, — Езид показал на довольно увесистую часть туши, висящую на крюке.
— Ооо… чечен разбирается в мясе, — пробурчал мясник, не обращая внимания на тон, с которым обратился к нему Езид.
Снял лопатку с крюка, кинул на прилавок поверх лежащих кусков мяса и безостановочно затараторил:
— На, смотри! Ну, что? Целиком возьмешь? Примерно 25 кило будет. Взвесить?
Езид молча достал из-за пояса спрятанный финский охотничий нож, прорезал в лопатке отверстие, чтобы можно было просунуть туда пальцы руки и ухватиться за нее. Затем резко одной рукой взял мясника за грудки, нагнул его к себе и, приставив другой рукой нож к горлу, что-то прошептал тому на ушко. Мясник тут же отпрянул назад, закатив округлившиеся глаза, и замер в неестественной позе. Езид невозмутимо взял лопатку и спокойно направился в сторону дома.
Через час перед домом Езида появилась группа людей, во главе с местным участковым — его старым знакомым. Вместе с ним были двое гражданских лиц, видимо, приглашенных в качестве понятых, и сам трясущийся от страха потерпевший. Как только Езид предстал перед ними, участковый показал на него и спросил у потерпевшего:
— Он?
Получив утвердительный ответ, участковый сразу, без предисловия, стал предъявлять Езиду обвинение в совершении им нападения на мясника с целью завладеть его имуществом с угрозой применения насилия, опасного для жизни или здоровья. Езид искренне удивился и, категорически отказавшись от предъявленного ему обвинения, невозмутимо заявил:
— Неправда! Мясо я нашел!
— ?!
— Иду, значит, по дороге. Смотрю, на обочине лежит что-то, завернутое в простыню. Развернул простыню, а там — мясо. Я его подобрал и принес домой. Не пропадать же добру!
— Гумаков, ты что несешь то! А? Ты прекращай эту несуразицу!
— Говорю вам, как было…
— Гумаков, я пятнадцать лет живу в этом поселке, пятнадцать лет ежедневно хожу по этой дороге туда-сюда. Но я ни разу за эти пятнадцать лет не находил здесь даже кусочка мяса. Более того! Я слышать даже не слышал до сегодняшнего дня, чтобы кто-то находил здесь на дороге валяющееся бесхозное мясо, — все больше распалялся участковый.
Наступила маленькая пауза, после которой Езид произнес нарочито на ломаном русском языке сакраментальную фразу, ставшую впоследствии крылатой:
— Эээ… Начальник… Начит, ты не часливый…
Что означало: «Значит, ты не счастливый»!
Через некоторое время, после того, как я услышал эту историю от наших сельских всезнаек, я спросил о случае с мясом у самого Езида, надеясь, что он посвятит меня во все его подробности. Ведь друзья же! Он улыбнулся в ответ и заверил меня, что это неправда. И что люди выдумывают.
Когда я стал уже взрослым, а Езид был в преклонном возрасте, я снова вернулся к этому разговору с ним. На этот раз Езид подтвердил все. И добавил, что мясник сам способствовал своими провокационными выкриками тому, что его наказали. Да, и постоянное недоедание дало о себе знать. Голод ведь – не тетка. На мой вопрос, почему он тогда не стал мне рассказывать об этой истории, ответил так:
— Я не хотел, чтобы ты, мальчишка, героизировал меня и мой поступок. Потому что дурной пример заразителен.
Вот таким он был — мой старший друг и двоюродный брат в одном лице.