(Из записок врача чеченской сельской больницы)
– Где моя мама? – спрашивает мальчик, останавливая меня, когда прохожу мимо на лестничной площадке.
– Ты чей, мальчик? Он отвечает на незнакомом мне языке: не русский и не чеченец, а какой нации, не знаю, да и разбираться некогда.
– Скажите, чей это мальчик, кто знает? Молчание. И чей–то голос:
– Может, женщины, которую привезли и сейчас находится в перевязочной?
Женщина в коме, много крови потеряла. Осколочное ранение плеча правой верхней конечности. Кость раздроблена, да и мягкие ткани на небольшом участке сохранились. Рука висит. Разногласия между врачами: один говорит – надо ампутировать, другой – находит пульс и решает пришить. Жалко. Женщина ведь!
В перевязочной – стол и кушетка. На столе – она. На кушетке – ее спаситель. Мужчина лет 45-ти, ранен в бедро левой нижней конечности. Истекает кровью, но просит помочь женщине, у нее дела обстоят намного серьезнее. Они – первые раненые от ракеты «СКАД» (иностранное обозначение ракет типа «Земля-Земля»), которая разорвалась над Центральным рынком Грозного.
Позже выяснилось, что женщина с Азербайджана торговала на рынке, а мужчина приехал за покупками. Будучи тяжело ранен, мужчина дополз до своей машины и попросил людей положить кого-нибудь из тяжело раненных к себе в машину. Выбор пал на нее. Истекая кровью, он приехал на своем автомобиле из Грозного в село Старые Атаги, и привез раненую азербайджанку. Все это мы узнали потом. Это были первые раненые.
Не прошло 10–15 минут, как началось… Раненых не успевали заносить… Машины приезжали и уезжали. Медперсонала не хватало. Не хватало носилок, кроватей, лекарств, перевязочного материала, растворов, всего, всего… Одного врача поставили встречать машины, он заглядывал в очередную машину, выбирал тяжелораненых, а остальных отправлял дальше: в Чири-Юрт, Шатой и т. д.
Это было боевое крещение маленькой 22–коечной участковой больницы 21 октября 1999 года. Два хирурга, анестезиолог, травматолог (сидя в кресле, у себя дома, увидел этот кошмар по телевизору, и приехал из села Чишки, чтобы помочь своим коллегам), несколько сестер, санитарок, много–много людей сутками дежуривших тут и помогавших в чем могли. А сколько молодых ребят, готовых сдать кровь. Мы не успевали определить группу и резус.
Рука у азербайджанки так и не прижилась, пришлось ампутировать через месяц. А через 2–3 недели этой женщины не стало, и остались сиротами трое детей – две девочки и тот мальчик с лестничной площадки. Их забрала к себе одна семья до приезда за ними родных.
С каждым днем прибывали все новые раненые, а вместе с ними и врачи из 9-й и 4-й городских больниц Грозного, а также средний медицинский персонал. После первой ударила вторая ракета «СКАД» в районе магазина «Луч».
Затем был обстрел гуманитарного коридора с беженцами, не говоря уже о ракетно-бомбовых ударах по всему, что движется. Сколько погибло людей на местах, сколько по дороге в больницу, сколько в больнице? Не счесть. Смотришь – раненый вроде пошел на поправку, уже встает, ходит и вдруг – резкое ухудшение состояния, бред, температура и смерть. Никакие антибиотики, никакие жаропонижающие средства не помогают. Врачи разводят руками. Сколько умерло, не приходя в сознание?
Как забыть девятилетнего мальчика Батукаева, который полтора месяца пролежал с температурой 39,5-41 градусов, и не приходя в сознание, умер? И не помогли ему никакие, даже очень сильные антибиотики. Как забыть пронзительный смех и одновременно плач молодой женщины, когда на просьбу помочь ей встать, через неделю как поступила, ей сказали, что у нее ампутированы обе ноги? Оказывается, и замуж–то она вышла, как нам сказали, за несколько дней до ранения.
Как забыть красивую молодую женщину 22-25 лет с ампутированной рукой, которую после увезли в Москву, так и не сказав правду о погибших двух детях и муже? На ее вопрос «Почему не приходит муж?» – ей отвечали: «Он с детьми, да и ехать небезопасно».
Ее история такова. Решила она с семьей уехать в село к родителям, что жили в Черноречье. Не успели доехать до водохранилища, как заметили самолет. Выбежали из машины, хотели спрятаться за чем-нибудь. Муж схватил пяти и трехлетних девочку и мальчика под «крылышки» и побежал, крикнув ей, чтоб спешила… Из всех четырех осталась она одна.
Одного раненого молодого человека хотели вывезти за пределы республики, но по дороге он умер. А в ту же ночь его жена родила мальчика.
На одну восемнадцатилетнюю девушку российский «летчик-ас» не пожалел двух ракет… А случилось это так… Три подруги решили сходить за водой, к реке. Уже вернувшись, они почти дошли до ворот, над ними начал кружить самолет. Две подруги успели забежать в дом, а эта, поставив ведра, стала звать их говоря: «Идите сюда, они нам ничего не сделают». Самолет сделал два круга, а после третьего круга, когда улеглась пыль, на земле осталась лежать девушка и две воронки от ракет, слева и справа от нее. И уже в больнице не приходя в сознание, она скончалась. Сколько женщин, мужчин, детей осталось без рук и ног? Здесь, в Баку, столице Азербайджана, нет-нет, да вижу иногда наших пациентов.
Во время зачистки, в 7 часов утра, федералы забрали из палаты раненого парня, а на второй день его нашли в лесополосе, подвешенным вверх ногами к дереву с проволокой, продетой через щиколотки. Он был без глаз, ушей, со снятым скальпом, без трех ребер, с заточенными пальцами…
Помнится, многие ребята поступали к нам в больницу в бессознательном состоянии. Больница маленькая, 22-коечная, но потом, по ходу пришлось два коридора, котельную, кухню приспособить, в школе, рядом с больницей, в классах выздоравливающих раненых разместить. Как только раненый приходил в сознание, тот, кто мог садиться – совершал омовение строительным песком (ребята приносили в пакетике и ставили под кровать). А кто не мог садиться, то лежа проводил руками по стене, и таким образом сделав очищение, совершали намаз. Как и во всем, была проблема с водой, со светом. Операции делали, освещая свечами, в лучшем случае – фонариками. Был, правда, у нас генератор, но как только появлялся самолет, генератор отключали. Как только поступали новые раненые, эти ребята просили: «Пожалуйста, если есть у нас нужные лекарства, берите, только спасите этих людей».
А если приходилось им умирать, то эти молодые парни умирали достойно. Достаточно было прислушаться к шевелению их губ, и можно было услышать не мольбы о помощи, а аяты и суры из Корана. Пусть Аллах примет их газават!
Это – грязная война, мы все это знаем. Идет истребление, геноцид чеченского народа. Ребята, которые воюют, не бандиты и не террористы – это наши братья, сыновья, и воюют они за нашу землю. А если проводить контртеррористическую операцию, то надо начать с Кремля.
В мире много разных партий и организаций по защите тех или иных животных. Некоторые животные занесены в Красную Книгу. Хочу спросить у мирового сообщества: «Если, по вашему суждению, мы, чеченцы – звери, то сколько нас должно остаться, чтобы на нас обратили внимание и занесли в Красную Книгу?»
Люди, проснитесь! Завтра может быть поздно! Следующими можете быть вы…
Раненые звали меня Йиша (сестра). Так и подпишусь: Роза Йиша. Записал Майрбек Тарамов
Книгу «Преступления века России в Чечне» в мягкой обложке можно приобрести по ссылкам: https://www.amazon.nl/dp/B09S259CNX (электронная книга заблокирована)
In English e-book: https://www.amazon.nl/dp/B0B727FPR9 (Paperback is blocked)
Рецензии:
Чтобы прочесть все до конца, нужно иметь очень крепкую нервную систему и пустой желудок… Однако, это стоит того!.. И что меня больше всего потрясло, это то, что именно во время этих событий все страны возлагали огромные надежды на дружбу с Россией, удивляясь “грубой риторике” российского президента, не отдавая себе отчета в том, что он в действительности способен по отношению к другому суверенному государству. Честный труд, достойный хорошей экранизации.
Др. Рон Джон – профессор истории
To read this book through to the end you will need a very strong nervous system and an empty stomach… However, it is worth the read!.. What I shocked me most of all was that at the very same time as these events the whole world staked huge hopes on friendship with Russia. They were astonishedly listening to the Russian president’s “harsh rhetoric,” not understanding what he was capable of doing to another sovereign state. It is an honest work that should be made into a good film.
Dr. Ron Jon — History professor