Так, академик И.А. Джавахишвили, указав на следы былого обитания некоторых северокавказских народов в Закавказье и еще южнее, пишет: «Это подтверждается и анализом топонимики крайнего предела восточной Грузии, где имеются такие наименования, как Чарталети, свидетельствующее о пребывании в данной местности племени чарцев, как Цобени, указывающее на распространение некогда на территории Кахетии на значительном пространстве одного из чеченских племен, продвижение которого с крайнего юга может быть прослежено благодаря сохранившемуся географическому наименованию Софэнэ, Софанэнэ и Supani, в целой области в Малой Азии, с эпохи глубокой древности…» [1, с. 46]. Уточним, что название «цобени» тождественно названию «цова» или «цова-тушин» (бацбийцев), родственного чеченцам нахчийского народа, обитающего ныне в горной Кахетии.

Это мнение было поддержано Г.А. Меликишвили, который отмечал: «Интересным является… близость названия упоминаемой в урартских источниках области Цупа-(ни) (в произношении, вероятно, «Цопа-(ни)»; клинопись не имела отдельных знаков для «о» и этот гласный передавался посредством «у») («Цоп-к» древнеармянских источников, античная «Софена»), находившейся к востоку от Малатии, на левом берегу Евфрата, с названием одного из северокавказских (чеченских) племен «цов»» [2, с. 120].

Та же мысль содержится и в другой работе Г.А. Меликишвили: «В названиях отдельных областей или племен на юге мы и до этого встречаемся с названиями северо-кавказского происхождения. Так, например, акад. И.А. Джавахишвили обратил внимание на то, что название известной по урартским источникам области «Цупани» («Софене» античной эпохи), которую армянские источники называют «Цопк», находится в связи с названием одного из северо-кавказских (чеченских) племен «цов»» [3, с. 14].

Как мы видим, все эти варианты названия (Софэнэ, Софанэнэ, Supani, Цупани, Цопани, Цопк, Софена) восходят к названию цова-тушин (бацбийцев), а сами цова-тушины (точнее, их предки) оказываются в историческом прошлом обитателями «крайнего юга» (по выражению А.И. Джавахишвили), т.е. Передней Азии. Название цова обнаруживается также и в параллельном названии древнего Арцаха – Цовдейское княжество, Цовде [4, с. 126] (окончание де//те//т1е в этом названии – нахчийский топонимообразующий формант). В этой связи показательно, что еще в XIX веке сохранялись предания о том, что цова-тушины (бацбийцы; по-чеченски бацой) в древности проживали южнее Грузии, то есть в Передней Азии. Одно из таких преданий упоминает П.Д. Головинский:

«О происхождении и времени водворения чеченцев в горах нет положительных сведений. Предания самого народа очень сбивчивы; однако в них есть кое-какие указания. Так, предания их говорят, что предки чеченцев произошли от бацоев, ныне живущих между пшаво-хевсурами, в Тионетском округе. Предки же бацоев жили когда-то за Грузиею и до времени нашествия арабов оттеснены были в кавказские горы» [5, с. 241].

Цова-тушины (цова, бацбийцы) фиксируются на территории Грузии с очень давних времен. А.И. Шавхелишвили пишет, что «этнонимы цоба (т.е. цова) и туши в период между IV и XI веками на территории Грузии уже существуют: Тушети – один из регионов, где живут горские племена, и цоба – цова – одно из этих племен» [6, с. 15]. Отметим важное обстоятельство: исследования А.И. Шавхелишвили демонстрируют, что все утверждения о том, что цова-тушины (бацбийцы), якобы, являются «переселенцами в Грузию из Ингушетии в XVI веке», есть ничто иное, как политические спекуляции. Цова-тушины – одно из древнейших этнических сообществ, обитающих на территории Грузии, а в древности, судя по всему, обитавших еще южнее – в Передней Азии.

В контексте переднеазиатское происхождение цова-тушин («цова»), становится весьма вероятным, что с приведенными выше названиями этого народа (Supani, Цупани, Цопани, Цопк, Софена) связаны обозначения «священных» гор, выявляемые в древнем Ханаане, а точнее, в «Большой Сирии», в которую в древности входили как собственно Сирия, так и другие соседние регионы (Палестина, Ливан и частично юго-западная Малая Азия). Ученый-семитолог Ю.Б. Циркин в этой связи пишет, что «объектом почитания были и горы вообще («высоты», как их называет Библия), и отдельные горы, как Цафон недалеко от Угарита или Кармел на границе с Палестиной, и целые горные цепи, как Ливан. Точнее, почитались божества – владыки этих гор. Но иногда обожествлялись и сами горы – например, гора Цафон (угаритяне ее называли Цапану). Поклонялись финикийцы и некоторым деревьям. Существовали даже «священные леса»» [7, с. 37]. Обращает на себя внимание созвучие этих названий с чеченским словом суьпа//süpa – «набожный», «святой» [8, с.14].

Название «цова» действительно оказывается связанным со «священными» горами, вершинами. При этом некоторые топонимы могут свидетельствовать о связях народа цова (цова-тушин, бацбийцев) не только с регионом Софена (Цубани, Цопк), но и непосредственно с исторической областью Сасан (Сасун), о котором мы писали выше. К примеру, название фигурирующей в армянском эпосе «Сасна црер» («Безумцы из Сасана//Сасуна») гора Цовасар означает «священная (цова) гора (сар)». Разбирая это название, армянский исследователь Григор Бегларян пишет: «Цоб в древнеармянском – святое место, храм или посвященная богам роща, от Цоб впоследствии произошли армянское Цов (название сасунской горы Цовасар, например, означает… «Святая гора», а арцахское село Цоватех – «Святое место»… арабское Суфи («святой», «чистый»), христианское имя София и т.д.» [9]. С этих позиций появляются основания полагать, что не нахчийское суьпа//süpa («набожный», «святой») происходит от восточного термина «суфий», а наоборот – термин «суфий» происходит от древнейшей переднеазиатской основы «цов», «соф», «цоп» и т.п. в значении «священный», «святой», а также «живущий на высотах, на горах». Напомним, что место обитания современных цова-тушин (бацбийцев) называется Цовата – так же, как упомянутое Г. Бегларяном арцахское селение Цоватех. Это созвучие лишний раз показывает, что с историческим Арцахом в древности и средневековье были связаны не только отдельные субэтнические группы чеченского народа, но и другие нахчийские общества, в том числе и цова-тушины (бацбийцы).

Эти армянские термины (цоб, цова), означающие некую сакральную «чистоту», «святость», «храм», «святое (высокое) место» можно сопоставить с языческим персонажем по имени ЦIу//ЦIув//ЦIиу, которого профессор И.Ю. Алироев назвал «одним из главнейших основных божеств» древнего чечено-ингушского-бацбийского (нахчийского) языческого пантеона [10, сс. 40-41], которое сохранялось в нем до позднего времени [11, с. 168]. При этом важно отметить, что как раз от имени этого божества происходит название народа цова (цова-тушин, бацбийцев), и вместе с тем наименование региона их обитания Цовата (ЦIовата) [12, с. 4]. Иначе говоря, само название народа «цова» (цова-тушин) оказывается этимологически связанным с понятиями сакрального круга, и поэтому совпадение этого этнонима с обозначениями переднеазиатских «священных» гор и вершин, является вполне закономерным.

Сказанное заставляет нас уделить внимание «священной горе» (или «священной северной горе») в древних космогониях. Прежде всего отметим, что, судя по одной из Библейских энциклопедий, ханаанские обозначения «священных» гор Цафон (в угаритском произношении Цапану) означает «север», «северный» [13, с. 1049], что объединяет в этих названиях тройственное определение – «священная северная гора». Другой энциклопедический христианский источник уточняет, что Цафон означает «северная страна» с отрицательной коннотацией «мрачная» [14, с. 778]. Таким образом, название Цафон (Цапану) оказывается какой-то «северной страной», в которой размещена «священная гора». Следует отметить, что Цафон являлся обозначением «северной горы» также и в финикийской мифологии, и верховное божество этого народа носило имя Баал-цафон – «владыка севера», «господин северной горы» [15, с. 8].

Есть основания считать, что название «священной северной горы» (Цафон, Цапану) оказывается тесно связанным с хурритской мифологией: «Верховное божество «анатолийского пантеона» – бог грозы Тешуб (соответствует шумеро-аккадскому Ададу, западносемитскому Балу). Его спутники – быки Хурри (букв. «утро») и Шери (букв. «вечер») и обожествленные горы Намни (хуррит.; возможно, соответствует античному Аманус в Сирии) и Хаззи (хуррит.; западносемитский Цапану, библейский Цафон, античный Касиус, современный Джебель аль-Акра)» [16, с. 608]. Иначе говоря, гора Цафон (Цапану) представлена «спутником» хурритского Тешуба, т.е. оказывается неразрывно связанной с этим божеством, что и обусловливало ее «святость». Сказанное тем более верно, что Угарит с древнейших времен был подвержен хурритскому влиянию: «Население Угарита состояло в основном из людей, говорящих на западносемитском языке (близком к аморейским говорам), хотя часть жителей говорила на местном диалекте хурритского. Социальной разницы между семитами и хурритами незаметно; семитские и хурритские имена встречаются в одних семьях (в том числе и в царской). В деловой и религиозной практике использовались три языка: западносемитский (угаритский), восточносемитский (аккадский) и хурритский; писцы выучивали также хеттский и немного шумерский» [17, сс. 251-252].

Следует учитывать, что влияние хурритов на Сирию и Палестину было не локальным («точечным») вроде культурного и политического присутствия в Угарите, а тотальным и повсеместным. Специалисты пишут об этом так: «В конце III тысячелетия до н.э. из области Закавказья и Армянского нагорья в Южную Сирию… проникла группа, вероятно, хурритских племен, принесшая сюда так называемую «куро-аракскую» (в Сирии-Палестине – «хирбет-керакскую») археологическую культуру. Эти племена позже были полностью поглощены ханаанейским населением. К началу II тысячелетия до н.э. начинается новое, на этот раз массовое просачивание хурритов в Северную Сирию и в долину Оронта. В течение XVIII-XV вв. до н.э. значительная часть местного населения восприняла хурритский язык. С людьми западносемитского языка хурриты с самого начала жили вперемежку, и правящие династии в различных центрах были то хурритские, то семитские, то смешанные» [17, сс. 210-211].

Более определенно пишет о хурритском преобладании в Сирии и Палестине немецкий ученый Гернот Вильхельм: «По археологическим данным, проникновение хурритов из Закавказья на Ближний Восток началось примерно с середины четвертого тысячелетия до н.э. К началу второго тысячелетия до н.э. они уже прочно осели на юге Малой Азии, в Сирии, Палестине, Северной Месопотамии и в предгорьях Загроса. Культура хурритов составила связующее звено между восточным и западным Средиземноморьем». И далее: «При Шамши-Ададе I (1813-1781 гг. до н.э.) Северную Месопотамию наводнили ханеи, западносемитское племя, которое, вероятно, в дальнейшем и дало этому региону название Ханигальбат. Основой консолидации здесь ханеев, так же как и позднее, к XVII в. до н.э., хурритов, образовавших державу Митанни, была охранная служба в городах, завершившаяся захватом власти в них. Митаннийская династия опиралась на конфедерации хурритов в предгорьях Загроса, в Палестине, Северной Сирии и Малой Азии, где хурриты прочно осели уже к XIX в. до н.э. [18, сс. 3-4]. Из этого следует, что Сирия и Палестина (в числе других упомянутых регионов) не только были заселены хурритами, но и входили в этнополитические границы хурритской державы Митанни.

То, что разбираемые нами названия (Цафон, Цапану) восходят к хурритской космогонии, доказывается еще и тем, что «священная северная гора» почиталась не только в Сирии-Палестине, но также и у этрусков, признаваемых, как мы разбирали выше, частью хурритов. Агнес Вогэн пишет: «Плиний Старший, погибший при извержении Везувия в 79 году н.э., оставил нам во второй книге своей «Естественной истории» («Natural History») краткое описание этрусских представлений о священной иерархии богов. Тин, глава этой иерархии, восседает на троне, стоящем на вершине северной горы. У ног его расстилается юг, в озираемых им пределах – восток и запад. Таковы четыре стороны света, в которых восходит и заходит солнце, рассекая небосвод на северную и южную половины» [19, с. 73].

Заслуживает внимания, что «северная гора», служащая троном верховному этрусскому божеству, является не каким-то конкретным географическим объектом, расположенным на территории расселения этого народа (в данном случае на Апеннинском полуострове), а неким священным местом без четкой локализации, символизирующим «север вообще». Тут нужно вспомнить еще одно немаловажное обстоятельство, которое уже упоминалось в одной из предыдущих глав. В древнейшие времена, еще в эпохи бытования праязыков, термин «север» зародился от слова «гора» и, по сути, первое понятие («гора») было синонимом второго («север») [20, сс. 678-679]. В частности, в древнесемитской космогонии именно на севере размещалась «великая гора богов» и зиккураты служили символическими моделями этой священной горы [21, сс. 134-135]. Совмещение понятий «север» и «священная гора» мы видели также и в названиях «Цафон» и «Цапану» в Сирии-Палестине или, иначе говоря, в северо-западных провинциях Митанни.

Рассуждая о сакральной географии, философ-евразиец А.Г. Дугин приходит к такому заключению: «Северная гора, ось мира рассматривалась в сакральной географии как раз как та точка, в которой происходит таинство перехода от посюстороннего к потустороннему. Поэтому эта точка внушала и благоговение и ужас одновременно» [22, сс. 606-607]. При этом средоточием «абсолютного севера», за которым простирается уже «засеверье» (Гиперборея, то, что лежит за Бореем-Эльбрусом) оказывается гряда Кавказских гор: «Рене Генон однажды указал на странность самого греческого термина «Гиперборея», означающего не просто «северная страна», но «страна, лежащая по ту сторону Севера»» [22, с. 607].

Даже в Библии сохранились следы почитания этой «Великой Северной Горы»: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера (курсив наш. – Авт); взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему»» (Исаия,14:12-14).

Интересно, что Александр Македонский, желая приписать себе величайший подвиг «преодоления Кавказа», каждую значительную гору на своем пути нарекал Кавказом. Античный автор Арриан (86-160 гг. н.э.) в своем «Походе Александра» писал об этом так:

«Пусть этому, кто хочет, верит, а кто хочет, нет. Что касается меня, то я не во всем согласен с киренцем Эратосфеном, по словам которого, рассказы македонцев о том, что совершено богами, имели целью только польстить Александру и сверх меры возвеличить его. Он рассказывает, что македонцы, например, нашли в стране парапамисадов (в Индии. – Авт.) пещеру, про которую услышали местное сказание (а может быть, сами сложили его и стали распространять), что это грот Прометея, где он был привязан; сюда постоянно прилетал орел есть внутренности Прометея и сюда же пришел Геракл, который убил орла и отвязал Прометея. Македонцы переместили своими рассказами гору Кавказ с Понта (т.е. с Черного моря. – Авт.) в восточные области, страну парапамисадов к индам, а гору Парапамис назвали Кавказом, чтобы прославить Александра: Александр будто бы перешел через Кавказ» [23, с. 132]. Далее Арриан еще раз возвращается к этой теме: «Гора Тавр делит Азию… в Бактрии она смыкается с горой Парапамис, которую македонцы, воины Александра, назвали Кавказом, чтобы, как говорят, возвеличить Александра: тогда ведь оказывается, что Александр покорил и страны, лежащие по ту сторону Кавказа» [23, с. 134].

Еще более определенно пишет об этом Страбон: «И общеизвестные рассказы, сочиненные для прославления Александра, не находят всеобщего признания; их сочинители думали больше о лести, чем об истине. Так, например, они переносят название «Кавказ» с гор, возвышающихся над Колхидой и Эвксинским Понтом, на Индийские горы и лежащее поблизости от них Восточное море. Ведь только эти горы, находящиеся от Индии на расстоянии свыше 30000 стадий, греки называли Кавказом и сюда они переносили место действия мифического сказания о Прометее и его оковах. В самом деле, эти горы были самыми отдаленными из известных в то время людям. Походы Диониса и Геракла, напротив, указывают на более позднее образование мифа, так как Геракл, говорят, и Прометея освободил на 1000 лет позднее. Правда, Александру было бы больше славы покорить Азию вплоть до Индийских гор, чем до самой отдаленной части Эвксинского Понта и Кавказа, однако слава и имя этой горы и представление о том, что Ясон со своими спутниками совершил самый далекий из всех поход, вплоть до областей вблизи Кавказа, так же как и предание о том, что Прометей был скован на краю земли, на Кавказе – все это послужило причиной, почему писатели думали польстить царю, перенеся имя Кавказа на Индию» [Strabo, XI, 5, 5].

По всей видимости, предания многих кавказских народов о том, что в их краю побывал Александр Македонский (Искандер) имеют в своих истоках эти хвастливые рассказы, которые распространялись по Востоку македонцами и греками, пытавшимися, как пишут Арриан и Страбон, «прославить» и «возвеличить» Александра, «польстить» ему, что им, очевидно, удалось.

В восточной традиции эта «священная северная гора», воспринимаемая как «ось мира», граница (реальная и метафизическая) между мирами «потусторонним» и «посюсторонним» называлась Каф (т.е. Кавказ) [24, с. 72]. Вследствие этого весьма вероятно, что название сиро-палестинской «священной северная горы» Цафон (Цапану) имеет с названием Кавказ не только сакральную, но и этимологическую связь («цафон» = «кафон», т.е., «кафский» = «кавказский»: такой эпитет носило, как отмечалось выше, западносемитское божество Баал, местом обитания которого и была «священная северная гора»). Баал, или «отцовский Илу», т.е. «бог отцов» или, по иной трактовке, «бог-отец», входил также и в пантеон хурритов, обитавших в Угарите [25, с. 136], что, учитывая кавказское происхождение самих хурритов, усиливает прочность выявляемых нами лингвистических и космогонических связей.

Считается, что слово «каф» в значении «гора» имеет иранское (или, шире, индоевропейское) происхождение: ср. др.-ир. kaufa, авест. kaofa, др.-перс. kaufa, индо-ир. kauphas, ср.-перс. kof, курд. kew – «гора» [26, сс. 549-550]. См. также лит. kaupas – «куча (насыпь)»; нем. Haufen – то же; швед. kippa – то же; ст.-слав. коупъ – то же; кипака (арханг.) – «невысокий скалистый берег, утес»; карельск. kippaka – «холм, возвышенность» [27, с. 235]. Однако, здесь вполне возможна и обратная зависимость: название Каф (Кавказ) в силу сакральности обозначаемого им места, стало в индоевропейских, семитских и, как мы покажем ниже, тюркских языках нарицательным термином в значении «гора». Действительно, древние персы (иранцы) считали Кавказ «священной страной» [28, с. 15]. Поэтому закономерно, что названием Каф иранцы обозначали не всякую гору, а конкретно Кавказ, кавказские горы. Сказанное, к примеру, совершенно определенно демонстрирует поэма «Шахнаме» средневекового персидского поэта Фирдоуси [29, с. 262]:

«И горный Дербенд, и аланов страну

Лохраспу отдам я, закончив войну.

До Кафа, до тех величавых хребтов

Всем будет владеть безраздельно Хосров».

По-видимому, армянское название Кавказа – Кафаз (Кафас) является заимствованием из иранского языка. Одна из армянских легенд повествует следующее: «Говорят, что некий вишап взял с горы Кафаз (Кафас) огромную глыбу и понес на себе, чтобы сбросить ее на село Геташен. Увидя это, Бог рассердился и проклял вишапа, превратив его в камень. С тех пор возвышается там каменная глыба, издали похожая на горбуна» [30, с. 94]. Армянские (и грузинские) вишапы в глубокой древности были связаны с культом плодородия и воды и лишь с принятием в Армении и Грузии христианства стали восприниматься злыми силами. Б.Б. Пиотровский по этому поводу пишет так:

«В сказках вишапы обычно выступают как чудовища, с которыми герои вступают в борьбу. Вишапы имеют образ драконов, иногда гигантских змей, как, например, грузинский «гвел-вешап», т.е. «змей-вешап». Они часто являются свирепыми хранителями источников, пещер с несметными богатствами, а также стражами похищенных красавиц, заточенных в темницы. Но в этих легендах и сказках часто проглядывает и древний образ вишапа, как божества плодородия и воды. Не случайно проповеднику Езнику, борясь с ересью, приходилось опровергать народные представления о вишапах. «Вишапы не уносят урожая с пашен, и нет у них вьючных животных, чтобы таскать зерно с какого-либо гумна, и напрасно некоторые говорят на гумне: прими, прими, или: возьми, возьми». В этой цитате из Езника, приводимой Н.Я. Марром, засвидетельствованы жертвоприношения вишапам, производившиеся на гумне при молотьбе хлеба, жертвоприношения, понимавшиеся как средство умилостивления вишапов, которые «высасывают плодоносность пашен»» [31, с. 19].

Бесспорно, армянские вишапы и грузинские вешапы связаны с чеченскими сказочными антропоморфными существами (обычно в женской ипостаси) – злобными йешапами. Возможно, чеченские йешапы, как и армянские и грузинские вишапы (вешапы), обитающие на горе Кафаз (Кафас), имеют общий мифологический генезис с таджикскими «нэрами», о которых исследователь пишет, что «в некоторых таджикских преданиях сказочная гора, где обитают мифические существа в женском обличии – нэры, называется «Каф»» [32, сс. 93 и 107]. Показательно, что таджики, обитая на Памире, свои мифические существа помещали не в родных горах, а на Кавказе.

В легендах тюркских народов с горой Каф также связывались какие-то злые существа. «Ҡаф тау (Каф тау) – пишет Г.Х. Бухарова – в современном представлении башкир мифическая гора. Неизвестная, неопределенная территория, по мнению башкир, являлась «дурным местом». Таким представлялось пространство за мифической горой Ҡаф тау, где живут ен «джин», пәрей «бес, нечистая сила, дьявол» и другие чудовища. Даже неизвестную, далекую землю башкиры называют «Ҡаф тау арты», значит – «за горой Каф». В мифопоэтическом представлении народов гора была границей двух миров – «своего» и «чужого». По выражению «Ҡаф тау арты» можно судить о том, что для башкир была неизвестной только территория за горой Ҡаф тау» [33, с. 524].

Комментируя подобные легенды и объясняя название «Кавказ», азербайджанский историк первой половины XIX века Аббас-Кули-ага Бакиханов писал: «Название же Кавказ или Кафкас произошло вероятно от соединенного названия народа касвиев и горы Каф. Последняя упоминается и в ал-Коранe, а в баснословных преданиях гора эта считается жилищем дивов и пери… Многие восточные историки называют Кавказ Альбурсом… Близ Дербенда есть в горах две впадины, именующиеся Большим и Малым Кафами. Древние арабские географы называют Кавказ Джибал ал-Фатх в том значении, что на хребтах и в долинах его ими одержано много побед. Есть и другие обстоятельства, доказывающие, что нынешний Кавказ и древний Каф суть одно и то же. Что же касается чудес, приписываемых древними этой горе, то их можно считать или за иносказания, или же за вымыслы и воображения отдаленных народов, которые не имели верных сведений ни о самом Кавказе, ни о северных отрогах этих прекрасных гор. Многие из них, даже самые образованные, считали Кавказ за конечный предел человеческого бытия и поэтому неудивительно, что диких, сильных и ловких обитателей этих гор называли дивами, а женщин, славящихся красотой, – пери» [34, сс. 19-20].

То, что легендарная гора Каф – это Кавказ, было в ту пору известно не только на Востоке, но и в Европе и России. Так, историк-кавказовед С.М. Броневский писал:

«Наименование Кавказа, без сомнения, происходит от баснословной горы Каф, толико известной у Восточных писателей, которые полагают ее средоточием земли и жилищем духов и гигантов, называемых Дивы и Пери. Название славных гор: Гог и Магог, или Яджудж и Маджудж, относится также к Кавказу; ибо, по показанию тех же писателей, Северные народы, обитавшие за горами Гог и Магог, удерживаемы были от входа в Персию крепкою стеною, называемой Баб-Альбуаб, т.е. врата врат, великие врата, или Серир-аль-Дагаб, золотой престол; согласно же с общим мнением, все сии названия, приписываются нынешнему городу Дербенту на Каспийском море» [35, с. 3].

В исламском мистицизме горе Каф придается исключительно важное значение. Персидский философ и мистик XII века Шихабоддин Яхья Сохраварди (Шайх аль-Ишрак) называет гору Каф прародиной человечества; горой, расположенной «на краю мира, который она окружает» и первым чудом среди семи чудес света (остальные шесть – Сокровище, которое освещает ночь, Дерево Туба, двенадцать цехов, кольчуга Давида, Меч и Источник Жизни) [36, с. 77]. Литература на тему мистического значения горы Каф весьма обширна, но, поскольку она не относится напрямую к затронутой нами проблеме, не будем в нее углубляться.

Подводя предварительные итоги, можно заключить, что с древнейших времен, по крайней мере с начала II тыс. до н.э., во многих культурах и мифологиях Передней Азии и Европы наличествует образ «священной северной горы», которая служит местом обитания верховного божества местного пантеона, или сама является объектом поклонения. Кроме того, мы выяснили, что термины «гора» и «север» имеют единое происхождение и единую этимологию, и частным примером этой закономерности является «священная гора» Цафон (Цапану), чье название означает также «север»; учитывая, что эти названия часто встречаются в сочетании с божеством Баал («господин», «хозяин»), можно с достаточной уверенностью заявить, что «Баал Цафон» («Баал Цапану») означает «Баал цафонский» («Баал цапанский»), что позволяет реконструировать основу этого названия – цаф (цап) в значении «гора» и «север» (окончание -он- в древних западносемитских именах и топонимах является суффиксом принадлежности). От семитского «цаф» («цап») – «гора» остается мизерный шаг до термина «каф» в том же значении, поскольку эти звуки (-ц- и -к-) в различных языках и диалектах часто меняются – классическим примером такого рода переходов является латинское имя Цезарь (Caesar), ставшее в немецком титулом кайзер, в турецком – кайсар, в русском – царь (цесарь или кесарь).

В средние века в арабских источниках Кавказ, Кавказский хребет именуются Кабк (Кабх). Проиллюстрируем это утверждение несколькими примерами. Арабский автор Ибн Хордадбех (IX в.) пишет: «Гора ал-Ардж, которая находится между Меккой и Мединой, простирается до аш-Шама, пока не соединяется в Химсе с горами Лубнана а в Дамаске с [горой] Санир. Затем [горы] тянутся еще дальше к Антакийе и горам ал-Масисы, называемым здесь ал-Лукам, где соединяются с горами Малатийи, Шимшата и Каликалы и [так вплоть] до моря ал-Хазар, на берегу которого расположен ал-Баб ва-л-Абваб (Дербент. – Авт.); здесь эти горы называются ал-Кабк (Кавказ)» [37, с. 135]. Ал-Истахарий (X в.) пишет об «Алланах (аланах), живущих в горах Кабк (Кавказ)» [38, с. 3]. Восточный ученый-энциклопедист конца IX – первой трети Х века Ибн Руста отмечает, что «город Ваб-вал-Абваб (Дербент. – Авт.) тянется от вершины горы Кабк до Хазарского (Каспийского. – Авт.) моря и врезывается в море на три мили» [39, с. 51]. У Ал-Масуди (896 – 956), прозванного «Геродотом Востока», это название звучит как Кабх: «Горы Кабх представляют собой громадную горную цепь, содержащую в себе на своем громадном протяжении значительное число царств и племен» [40, с. 40].

Можно было бы увеличить количество подобных цитат из текстов средневековых арабских (восточных) авторов, но и приведенных достаточно для выявления той основы (цаф, цап, каф, кабк, кабх), которая перешла в тюркские языки в виде термина «кап» («ворота»). Прежде чем приступить к разбору этого термина, приведем еще раз мнение известных лингвистов Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова о первичном тождестве понятий «крепость» и «гора»: «Обычной формой укрепленных поселений у древних индоевропейцев были поселения на возвышенностях, скалах. Слова, обозначавшие такие «укрепленные поселения», связаны обычно по происхождению с основами в значении «высокий», «гора», «скала»» [20, с. 744]. Такая закономерность, как уже отмечалось, была присуща не только индоевропейцам, но и носителям кавказских языков (ср. чеч. «берд» – «скала», «утес», «обрыв» и арм. «берд» < хурр. parda – «крепость»). Важно напомнить также еще одно обстоятельство: во многих регионах мира, и в особенности на Кавказе, тождественными были также термины «крепость» и «ворота», что мы подробно разбирали в главе о кистинцах. Здесь же мы для еще одной иллюстрации этого утверждения приведем описание кавказских крепостей у Ибн Хордадбеха, который называет их арабским словом «баб» – «ворота»:

«…Это собственно выходы из ущелий, образуемых горами Кабк, защищенные укреплениями, из которых выдающиеся: Баб-Сул, Баб-ал-Лан, Баб-аш-Шабиран, Баб-Лазика, Баб-Барика, Баб-Самсахи, Баб-Сахиб-ас-Серир (владельца трона), Баб-Филан-шах, Баб-Карунан, Баб-Табарсеран-шах, Баб-Лиран-шах, Баб-Либан-шах и Баб-Ануширван» [39, с. 15]. Как мы видим, все эти кавказские крепости (а Ибн Хордадбех перечислил лишь «самые выдающиеся» среди них) обозначены термином «ворота» («баб»).

После этих предуведомлений мы можем признать вполне закономерным трансформацию термина Каф (Кабк, Кабх) в значении «гора» в тюркский термин кап в значении «ворота», «крепость». В этой связи ученые-тюркологи пишут:

«Мы уже отмечали, что арабские авторы Кавказские горы называли хребтом Кабк, а слова каб, кап, кабак на всех тюркских языках означают «ворота», как, например, в названии Дербента – Темир-капу (Железные ворота). Это подтверждается и словами В.В. Бартольда о том, что «главная крепость аланов находилась уже в Дагестанских горах, которые известны Ибн Саиду, как и географам X в., под их тюркским названием Капык, т.е. «Ворота»» [41, с. 108].

Следует добавить, что Кавказ (Каф) был не только природной, но и в значительной степени рукотворной крепостью, поскольку с древности (по крайней мере с эпохи Сасанидов) кавказские горные вершины были укреплены каменной стеной со многими сотнями оборонительных башен, простиравшейся от Каспийского моря до Черного, и особенно мощные крепостные сооружения находились в районах горных проходов [42, сс. 10-11]. Поэтому, название Кавказ (Каф) и в самом деле означает не только «гору», но и «ворота», а также «крепость».

Получив в свое распоряжение эти данные, мы можем теперь выявить точное значение слова «кабак», которым в российских источниках XVI-XVII вв. обозначались горские (в первую очередь нахчийские) селения на Кавказе [43, сс. 21, 25, 29, 31, 32, 37 и др.] – «ворота», т.е. «укрепленные (башенные) поселения», «крепости».

То, что слово кап является тюркской формой произношения исходного Каф доказывается еще одним обстоятельством. Каракалпаки называют Кавказский хребет термином кап-тау, что значит «гора Кап», и это обозначение восходит к мусульманской космогонии, в соответствии с которой именно Каф является той горой, что окружает мир [41, сс. 108-109], из чего следует, что название Каф попало в каракалпакский (тюркский) в форме Кап, приобретя значение «ворота» («крепость»).

В бесспорной связи с этими терминами («каф» – «гора»; «кап» – «ворота») находится чеченское (нахчийское) «ков» – «ворота» (второе значение «крепость»). Разбирая этот термин, А.Д. Вагапов пишет, что он имеет «ностратический характер» и выявляет целый ряд кавказских, индоевропейских, финно-угорских и тюркских параллелей, отмечая при этом, что исходной формой чеченского «ков» является ka(y) [44, сc. 355-356].

Все вышесказанное приводит нас к выводу, что название «Кавказ», имея в своей основе корень «Каф» (и его производные «кап» и «ков»//kay//кав), содержит в себе целый спектр значений – «гора», «север», «священная северная гора», «ворота», «крепость». При этом не совсем ясно значение второй части этого названия – «кас» (или «ас»). Возможно, что это окончание не несет в себе никакой смысловой нагрузки и является всего лишь древнегреческим топонимическим формантом (-os-, -is-, -as-), добавленным к основе кабк//кавк, которая, следует полагать, была распространена в древней Передней Азии с античных времен. Дело в том, что название Кавказ именно в таком своем оформлении впервые появляется у древних греков, а если говорить точнее, в трагедии Эсхила (525 – 456 гг. до н.э.) «Прометей прикованный» [45, с. 248]:

«Плачут Арии герои,

Что живут вблизи Кавказа,

В городах на склонах скал,

Ратоборцы, и вторит им

Острых копий бряцанье».

В другом переводе:

«И арийцы – цвет Ареса, –

Над Кавказской крутизною

Город высекшие в скалах, –

Плачет войско, и вторит лязг

Остро звенящих копий».

Как бы то ни было, мы можем с уверенностью констатировать, что название «кавкасиане» («кавкасионцы»), которым в древнегрузинских письменных источниках обозначены предки чеченцев, означает, как и в случае с наименованиями «дурдзуки» и «кистинцы» («кисти») – «жители крепостей», «жители укрепленных мест» и одновременно с этим «горцы»; эти термины, как мы уже неоднократно разбирали, в семантическом смысле тесно взаимосвязаны. К этому же типу названий относится также этноним «туш» («тушины»), в основе которого лежит чеченский термин туш в значении «город», «место пребывания», «логово», «стоянка», «городище»; ср. также термин тушта в значении «возвышенность», «холм» [46, с. 307]. В ножай-юртовском говоре чеченского языка слово туш означает «ограда», «частокол», т.е., по смыслу, «укрепленное, защищенное место». Как пишет К.З. Чокаев, слово туш означает в чеченском «город», «убежище», «твердыня» (со смысловым оттенком «прародина») [47, с. 18]. Иными словами, этноним «туш» («тушины»), как и рассмотренные нами нахчийские этнонимы «кисти», «дурдзуки», «кавкасиане» означает одновременно «жителей укрепленных мест» и «горцев». Слово «туш» в означенном значении имеет чрезвычайно древнее происхождение, поскольку оно известно еще в шумерском языке, в котором tuš (nig-tuš) означает «местопребывание» [48, с. 197].

(окончание следует)

Khasan Bakayev