Достоверности чеченского фильма о сталинской депортации позавидовали бы даже архивы НКВД. Художественный фильм «Приказано забыть» – не первая удивительная история о том, как чеченцы защищают собственную память в условиях, когда им навязывают амнезию.

О съемках чеченской картины, посвященной сталинской депортации, я случайно узнала в 2012 году на месте, в Чечне. Тогда было самое начало работы: фотографы снимали различные села, чтобы выбрать, где будет происходить действие. Трагедия произошла в высокогорном селе Хайбах, но снимать там невозможно: после 1944 года Галанчожский район Чечни не восстановлен. Там никто не живет, а на посещение этих мест нужно специальное разрешение. Поэтому фильм снимали не в Хайбахе, а в высокогорном селе Дай и других местах.

Пиара вокруг этой картины не было. Когда я попросила продюсера рассказать о фильме для сайта новостей о Кавказе, то услышала что-то обтекаемое: целью картины является ни в коем случае не разжигать межнациональную рознь. Центральная роль отведена русскому офицеру, отказавшемуся выполнять бесчеловечный приказ (это исторический факт), а главный злодей – вообще грузин Михаил Гвишиани, руководивший операцией. Продюсер даже пообещал применить цензуру к фильму и вырезать все лишнее, если таковое будет найдено, потому что «разжигать ничего нельзя». В общем, только зная реалии Чечни, можно понять, каких усилий стоило создать фильм.

Мало-помалу информация распространилась шире. Со своим мнением выступила журналист «Комсомолки» Юлия Юзик. Фильм, дескать – это «кадыровщина», потому что без Кадырова сделать что-то в современной Чечне невозможно. И Рамзан Кадыров мало того что присосался к российскому бюджету, так еще «за русские же деньги» собрался наехать на русских и «разжечь»-таки рознь… Такое мнение о вездесущности чеченского президента – своего рода первый уровень понимания современной Чечни. Первый уровень – это когда чеченцы говорят журналисту: «Мы любим нашего президента», даже если их не спрашивают, где-нибудь в Грозном на фоне портрета Ахмада-хаджи, а журналист удовлетворенно пишет: «В Чечне все любят Кадырова».

Потом начинаешь чувствовать подвох. «Видите, как у нас все восстановлено?»–– проявляют лояльность чеченцы. «Вижу, да. А почему света в высотках нет? Там что, никто не живет?» – отвечаю я и наблюдаю за ответной ухмылкой. Или когда рассказывают популярный анекдот: «Турист видел, что в Чечне строятся дома для человека. И он видел этого человека».

Говорили, что фильм о депортации будет называться «Пепел», «Хайбах», но в итоге выбрали «Приказано забыть». И хотя сделавшая его «независимая киностудия «Грозный-фильм» имени шейха Мансура» никаких денег от Кадырова не получала, конечно, он был в курсе происходящего. Именно поэтому, когда стало известно, что фильм запрещен к показу Министерством культуры РФ, режиссер Хусейн Эркенов заламывал руки: как же так, фильм ничего не разжигает, сам Кадыров не препятствовал съемкам, даже обещал содействие. Министерство культуры отказало картине в прокате, заявив, что она исторически недостоверна: в архивах НКВД, куда обратились представители министерства, не обнаружено сведений о массовом сожжении людей в чеченском селе Хайбах в 1944 году.

То есть официально этого не было. Архивы, разумеется, секретны и широкой публике недоступны. До 1989 года вся операция «Чечевица» по выселению чеченцев и ингушей из родных мест была секретной. Остается невыясненным, что, по мнению министерства культуры и ФСБ (правопреемницы НКВД), на самом деле произошло в Хайбахе и как перестал существовать не только этот населенный пункт, но и весь Галанчожский район. Я не знаю, как это произошло в деталях, но Хусейн Эркенов, наверное, упустил из виду судебный процесс Руслана Кутаева, идущий сейчас в Грозном. Кутаев – чеченский политолог, у которого нашли наркотики после того, как он провел круглый стол о 70-летии депортации вайнахов. Кутаев утверждает, что арестовывать его приехал сам «лорд» – так в Чечне называют героя России руководителя администрации главы Чечни Магомеда Даудова. Адвокат Кутаева располагает фото своего подзащитного с обширными гематомами. В общем, буквально за два года – с 2012-го до 2014-го – гайки в Чечне, даже в том, что касается далеких событий (сталинской депортации) закрутили.

На единственный показ в Москве фильма «Приказано забыть» в маленьком зале на Московском кинофестивале я попала с боем. Билетов нет. Толпы молодых чеченцев мнутся у кассы, а им отвечают: «Билеты раскупили с утра». В конце концов меня пропустили как журналиста – посидеть на ступеньках. Люди в зале всхлипывали. Всхлипывали даже те чеченцы, которые пытались шутить по ходу действия: «Ну, это не Голливуд!» Вернее, они говорят, что не всхлипывали, у них просто глаза потели…

Действие фильма начинается за несколько лет до выселения чеченцев и ингушей. Тогда в Чечне, как и повсюду в СССР, шли сталинские децимации, по доносам. Доносы писали местные жители, их должны были одобрить несколькими подписями представители местной администрации. Райхан, работница местной администрации, отказалась подписывать приговор. Прототип Райхан – бабушка Руслана Коканаева, продюсера картины. После отказа поставить подпись под приговором ее саму сослали в Сибирь, где она и умерла.

Чеченцы пытались защищаться от репрессий: с криком «Мы любим Сталина!» офицера НКВД пытается не пустить в дом чеченка. Но ее отпихивают, а мужа уводят, и он уже никогда не вернется домой. Врагов Советской власти, как теперь известно не откуда-нибудь, а из документов НКВД, обнародованных «Мемориалом», искали по разнарядкам, из года в год повышая план. В фильме молодой чеченец Дауд, отца которого репрессировали, а мать умерла от горя, приходит к старцу Арсамаку и спрашивает: как же воспринимать эту власть, которая разрушает мечети, убивает людей? «Не впускай в свое сердце отчаяние», – говорит Арсамак. НКВД арестовывает и Арсамака, а Дауд становится абреком – уходит в горы.

23 февраля 1944 года началась полная депортация чеченцев и ингушей (всего были депортированы 20 народов СССР). Им в вину, разумеется, было вменено сотрудничество с немцами. НКВД, искавший врагов народа, предоставил данные о высокой доле дезертиров среди чеченцев. По иронии судьбы, однако, именно уроженец Хайбаха Бексултан Газоев геройски погиб на Великой Отечественной войне – это известная история…

В фильме действительно показаны русские офицеры, пытавшиеся в меру сил помочь чеченцам. «Дед, мы до этого выселяли карачаевцев. Многие умерли. Бери с собой побольше еды», – шепчет солдат приютившему его на ночь старику. Не всех удалось вывезти сразу – стариков, детей, беременную женщину загнали в конюшню в Хайбахе – якобы переночевать. Однако горные дороги развезло, а начальство ждет отчета о «Чечевице». Тогда Михаил Гвишиани, командующий операцией, приказал конюшню поджечь. Ему отказался подчиняться русский солдат – и застрелился. Но операцию довели до конца.

В реальности предполагалось не оставлять в живых ни одного свидетеля. Но вроде бы дым, поднимающийся с Хайбаха, был виден слишком далеко, а приговоренному к смерти Мумади Эльгакаеву, которому тогда было 8 лет, удалось выжить – его выбросили из конюшни. Эльгакаев успел дать первое в своей жизни интервью во время подготовки сценария фильма «Приказано забыть» и умер в ноябре 2012-го, вскоре после того, как рассказал свою историю. Мороз продирает по коже: вот так даже после всех войн и приказаний забыть он успел рассказать, не дожив до премьеры.

Пытаясь закрыть тему Хайбаха и депортации в целом, российские власти добились обратного эффекта. Чеченцы передают воспоминания из уст в уста – кто что видел, и так по кирпичикам складывается общая картина. Так, согласно воспоминаниям, прямо в конюшне, куда вместе со всеми была доставлена беременная женщина, родился ребенок.

В фильме есть сцена расстрела пациентов больницы. Медсестра пыталась защитить их, сказав, что это не чеченцы, а представители других кавказских народов, но у нее ничего не получилось. Мелькает фамилия Коканаев – это еще один родственник продюсера картины. Такой случай расстрела в больнице действительно был в Урус-Мартановском районе.

Приказано забыть обо всем этом на самом деле уже давно. Один уже немолодой чеченец в Грозном сквозь зубы рассказал мне, что тело его отца, репрессированного накануне Великой Отечественной, семья выкупила и тайно похоронила. Могилу стало можно посещать открыто только в 1990-е годы. История поразительная. И что же приказано забыть? На месте сожжения сотен людей (детей, стариков, беременных – всех, кто не мог быстро ходить) в Хайбахе нет мемориала, нет ничего. Такой мемориал помог бы отдать дань памяти погибшим и снизить накал «межнациональной розни». Впрочем, прошу прощения: самого сожжения официально не было, а значит, нет будет мемориала. Хотят, чтобы не было и фильма: Минстерство культуры России, очевидно, исходит из того, что о депортации рядовой чеченец узнает только из фильма Хусейна Эркенова. Узнает, озлобится и, не дай Бог, пойдет разжигать межнациональную рознь.

По поводу произошедшего в Хайбахе в 1990 году было начато расследование и открыто уголовное дело. Затем в Ростовской военной прокуратуре все спустили на тормозах. По горькой иронии, сейчас в Чечне снимается телевизионный фильм (иностранной телекомпанией, название которой, пожалуй, говорить не стоит – как бы ничего не разжечь) под названием «Стертая память». Только речь идет не о 1944 годе, а о последней чеченской войне, от которой не осталось и следа: сегодня в Грозном стоят новехонькие пустые небоскребы и нет ни единого следа от снаряда или пули. Хуже того, чеченцам запрещено вспоминать о войне, о том, как они потеряли родственников. Чеченцы так и говорят «Рамзан Ахматович сказал, что не нужно об этом вспоминать, нужно смотреть в будущее, мы выбрали путь вместе с Россией». Так что приказано забыть не только депортацию, но и недавнюю чеченскую войну. А это можно забыть?

У одного парня, который все-таки согласился встретиться со мной и рассказать о последней чеченской войне – как он жил в подвалах, как мать говорила, что «стреляют, значит у кого-то свадьба», как на блокпосту убили его бабушку и тетю, как без света и воды оперировали мать, – на айфоне оказался флаг Ичкерии. «Забыть не могу», – пояснил он. Парень удивил меня просьбой о помощи: он хочет ходить по московским школам с лекциями и рассказывать, что чеченцы – не все поголовно плохие и что они много страдали. «Как ты думаешь, ничего, что я слегка заикаюсь после войны? Я же все равно смогу. С чего начать?» Я не нашлась, что ответить.

Анастасия Кириленко – журналист Радио Свобода

www.svoboda.org