Пять лет назад в особняке в 40 километрах от Лондона был найден мертвым 67-летний бывший российский олигарх и медиамагнат, один из ярчайших и активных критиков путинского режима Борис Березовский. Следствие склонялось к версии самоубийства. В марте 2014-го английский суд, исследовавший обстоятельства гибели бизнесмена, вынес открытый вердикт о невозможности достоверно установить обстоятельства смерти беглого олигарха. В эксклюзивном интервью основателю издания «ГОРДОН» Дмитрию Гордону старшая дочь Березовского Елизавета рассказала историю жизни своего отца, о том, каким он был с родными и близкими, о нестыковках в следствии, а также объяснила, почему категорически не верит в версию о – Мама пошла учиться в этот институт, насколько я понимаю, потому что он находился в подмосковных Мытищах, недалеко от того места, где она тогда жила, а папу не приняли в МГУ на мехмат: с такой национальностью, как у него, туда тогда никого особо не брали. Хотя папа и хорошо сдавал вступительные экзамены, на последнем его все равно зарубили, поставив двойку по математике. 

Мама была невероятной красавицей, а папа красивых женщин всегда любил 

– Лиза, я с большим уважением относился к твоему отцу Борису Абрамовичу Березовскому. Мне дважды посчастливилось видеться с ним в Лондоне, долго и подробно общаться. Это были незабываемые встречи, во многом пророческие: то, что он говорил и о России, и о Путине, и о себе, странным образом сбывается… –

Спасибо! Когда ты обратился ко мне с предложением встретиться и побеседовать, это единственный раз, когда я согласилась: именно потому, что ты у моего отца брал интервью. Я так рада, что эти две программы были сняты, благодаря им я снова могу видеть папу живым! И сделаны они потрясающе естественно, я больше не видела передач, где папа был бы настоящим. У тебя он абсолютно такой, как есть, и мне кажется, люди должны судить о нем именно по таким программам.

– Твоя мама Нина Васильевна и твой отец познакомились, будучи студентами Московского лесотехнического института. Каким же образом их в не самый престижный в Москве вуз занесло? 

– Мама пошла учиться в этот институт, насколько я понимаю, потому что он находился в подмосковных Мытищах, недалеко от того места, где она тогда жила, а папу не приняли в МГУ на мехмат: с такой национальностью, как у него, туда тогда никого особо не брали. Хотя папа и хорошо сдавал вступительные экзамены, на последнем его все равно зарубили, поставив двойку по математике.

После смерти Литвиненко я у папы в машине видела специальный датчик, который распознавал полоний и другие опасные вещества

– Борис Абрамович, который на этот суд большие надежды возлагал, после отрицательного для него результата не сломался?

– С одной стороны, нет, потому что он ни от чего не ломался, а с другой, когда я его дней через пять после решения суда увидела, он сказал: чувствует, что с ним начали происходить какие-то странные химические реакции. Оказалось также, что до этого у него никогда в жизни не было плохого настроения, а тут вдруг он узнал, что это такое, но что с этим делать, не понимал.

– Можно ли утверждать, что в последние месяцы перед смертью Борис Березовский в крайне подавленном состоянии находился?

– В какие-то моменты в подавленном, в какие-то – нет. Например, когда я последний раз, за несколько дней до смерти, с ним разговаривала, мы на какие-то отвлеченные темы беседовали, папа восторгался речью Обамы, произнесенной перед студентами в Израиле, советовал: «Ты обязательно должна это посмотреть!» Потом я через какое-то время вспомнила и посмотрела – действительно, прекрасные слова о свободе. Обама умеет красиво говорить.

– Когда я у твоего отца за год с небольшим до его смерти был, на диване совершенно другого цвета сидел. Его диван светлым был, а мой – коричневым, и Борис Абрамович сказал, что на точно таком светлом диване Луговой за день до того, как отравил Литвиненко, сидел. Три месяца кабинет на специальную санобработку закрыт был, оттуда следы полония выводили. Отец понимал, что так же, как Литвиненко, могут запросто отравить и его?

– Понимал, разумеется, и после смерти Литвиненко я у него в машине видела специальный датчик, который распознавал полоний и другие опасные вещества. Впрочем, папа сам избрал свой путь – решил продолжать жить той жизнью, к которой привык. Он был абсолютно бесстрашным…

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Есть, кстати, еще история, ко­то­рая вне ру­бе­жей на­шей ро­ди­ны слу­чи­лась здесь, в Лон­до­не.

– От­рав­ле­ние быв­ше­го под­пол­ков­ни­ка ФСБ Алек­сан­дра Лит­ви­нен­ко полони­ем?

– Да, при­чем часть этой драмы про­хо­ди­ла тут, в моем ка­би­не­те. Ви­ди­те, диван, на котором сижу я, од­но­го цве­та, а тот, на котором сидите вы, – дру­го­го?

– Вижу…

– А по­че­му? По­то­му что на том, ко­то­рый рань­ше на мес­те вашего находился, Андрей Лу­го­вой си­дел, и он бы­л по­ло­ни­ем за­­ра­же­н, прос­то за день до от­рав­ле­ния Лит­ви­нен­ко, ко­то­рое 1 но­яб­ря 2006 года про­и­зош­ло, Лу­го­вой впер­вые за последний год у ме­ня в гос­тях был, хо­тя рань­­ше ез­дил сю­да час­то…

– …и немного по­ло­ния вам при­вез…

– (Разводит руками). Этот офис на три ме­ся­ца был зак­рыт – его чис­ти­ли, а вот диван де­зак­ти­ви­ро­вать не уда­лось. Ко­неч­но, по­ло­ни­е­вый след (по зак­лю­че­нию не мо­е­му, а сле­до­ва­те­лей спец­служб) пря­мо-пря­мо-пря­мо в Кремль ве­дет и бо­лее ни­ку­да, и ни­ког­да Пу­ти­ну от этого не от­мыть­ся. 

– После смерти Березовского Владимир Путин сказал, что Борис Абрамович направил ему письмо. Оно действительно было?

– Я об этом не знаю, папа мне ничего не говорил.

– Речь ведь, насколько я знаю, даже о двух письмах идет…

– Я и про одно, и про два слышала, но, повторюсь, о них ничего не знала и не совсем понимаю, зачем Путин, с одной стороны, о них говорит, а с другой – их не показывает. Если уж себя таким благородным, чтобы не показывать, считаешь, то ничего и не говори тогда, или, если говоришь, покажи. Мы же так и не знаем до конца, что именно там вроде бы написано. Видимо, если и написано, то такое, что не надо нам показывать, ведь широко известно, что папа писал и открытые письма Путину. 

Огромная территория вокруг дома папы была оцеплена полицией. Меня не пропустили. Был ложный сигнал, что произошло загрязнение территории химически опасными веществами 

– Борис Абрамович теперь пророком мне представляется, потому что во втором интервью, которое я у него в Лондоне за год с небольшим до смерти взял, буквально следующее сказал: «Путина на рее повесят (может, ногами вверх – не знаю), но меня повесят, видимо, перед ним, потому что скажут: «Привел его ты». Как ты о смерти отца узнала?

– Мне позвонили и сказали.

– А кто позвонил?

– Муж моей сестры.

– А что было потом?

– Взяла машину и поехала к дому, где жил папа. Огромная территория задолго до подъезда к дому была оцеплена полицией. Я представилась, но меня не пропустили. Как выяснилось позднее, был ложный сигнал, что произошло загрязнение территории химически опасными веществами и поэтому долгое время вообще никого не пропускали. Я оставила полицейским свой телефон и в тот же вечер мне позвонили и сказали, что хотят со мной встретиться. Уже ночью приехали и взяли у меня первые показания.

– Это допрос был?

– Запись показаний свидетеля.

– Расспрашивали подробно?

– Достаточно подробно. Уже позднее выяснилось, что двое полицейских, которые брали показания, были прикреплены к нашей семье, вернее к части семьи.

– К тебе лично?

– Ко мне, сестре и бабушке.

– Они и психологами были?

– Думаю, имели какое-то специальное образование, потому что именно такими вещами и занимаются.

– То есть охраняли и одновременно расспрашивали?

– Не охраняли, но я могла к ним обратиться с любой просьбой, и в дальнейшем вся связь с полицией у меня была через них…

– И днем, и ночью?

– Я могла позвонить в любое время, они мне привозили домой все документы, и все вопросы к назначенному коронеру я задавала через них, устно или письменно.

«Лиза, куда же ты пропала? Здесь же вообще нет ничего, говорящего о том, что это самоубийство. Срочно приезжай!» 

– Как тебе кажется, дотошно ли английская Фемида разобралась в обстоятельствах смерти твоего отца?

– Вначале я возлагала на нее большие надежды, очень доверчивой была… Следствие длилось пять или шесть месяцев, и мне казалось, что никакого альтернативного, параллельного расследования не нужно, потому что если уж полгода они активно работают, то, видимо, знают, что делают. Плюс такая громкая смерть, открытые слушания только через год…

А дальше случилась совершенно невероятная история. В сентябре 2013-го, в тот день, когда я должна была получить на руки копию всех документов предварительного следствия, которое наконец закончилось, ко мне заехала знакомая англичанка погулять с собаками. Во время прогулки по лесу она вдруг задала странный вопрос: «А что же у тебя все-таки происходит с делом отца, есть ли новости, может, нужна какая-то помощь?»

Мне это показалось ужасно неприличным, какое-то нездоровое любопытство, ведь за все последние месяцы ни один человек мне не задал такого вопроса. Первым желанием было грубо отшить, но в следующую секунду я вспомнила, что ее муж врач, а я как раз думала, что к каким-то медикам мне все-таки придется обращаться, чтобы они просмотрели бумаги, которые привезет полиция. И я в итоге ответила: «Ты знаешь, а мне действительно может понадобиться помощь» – и объяснила ситуацию, на что эта подруга ответила: «Тогда тебе, наверное, нужен не мой муж, а его отец – очень известный немецкий судмедэксперт и чуть ли не лучший в мире специалист по асфиксии». Прогугли потом: Бернд Бринкманн. – Как интересно!

– И я тут же, в лесу, с ней договариваюсь об альтернативных средствах связи, поскольку сразу после папиной смерти у меня стал очень плохо работать мобильный телефон, а электронной почтой я в первые несколько дней совсем не могла пользоваться: на экране все прыгало. Я, конечно же, обращалась в полицию, но они клялись, что они тут ни при чем и так и не смогли выявить причины.

Придя домой, я полезла в интернет читать про этого специалиста. Оказался интереснейший персонаж! Особенно меня впечатлила совершенно детективная история про ватиканского банкира Роберто Кальве: профессор Бринкманн сумел восстановить истину через 15 лет после его смерти. В общем, спустя недолгое время я поехала на встречу с этим профессором в Германию.

– Окольными путями?

– Ну, максимально осторожно все это делать старалась…

– …быть незаметной…

– …да. Покупала билет на самолет за пару часов до вылета (я туда несколько раз ездила), каждый раз прилетала в разный аэропорт, все свои гаджеты оставляла в Англии, по прилете брала билет на поезд за наличные, затем – первое попавшееся такси.

Оказалось, что профессор – приятнейший, интереснейший человек, и мы тут же нашли общий язык. Я хорошо говорю по-немецки. С одной стороны, это совершенно бесполезный язык, потому что все немцы отлично знают английский, но с другой, любой из них тут же расцветает, когда ты с ним начинаешь говорить по-немецки. Дальше выяснилось, что у нас дни рождения в один день – словом, немало общего. Я привезла бумаги, профессор сделал копии, чтобы все просмотреть, и потом долго не проявлялся. Я ждала-ждала, в итоге сама позвонила и услышала: «Лиза, куда же ты пропала? Здесь же вообще нет ничего, говорящего о том, что это самоубийство. Срочно приезжай!»

Я приехала во второй раз, и он мне разложил по полочкам, чем отличается убийство от самоубийства. Здесь уже пригодилось мое медицинское образование. Там очень много различий: по характеру странгуляционной борозды, по реакции различных органов и тканей, множество других показателей…

И в этот момент я понимаю, что обладаю какой-то страшной тайной, ведь если хотят представить случившееся с папой как самоубийство, а я одна вместе с профессором знаю, что это убийство, то моя жизнь в опасности. И если до этого я очень не хотела открытых слушаний (мне было все это очень неприятно), то теперь оказывалось, что это мой единственный шанс сдвинуть дело с мертвой точки. Потому что если бы я просто кому-то сообщила, правда могла бы и не выплыть наружу, но если я об этом говорю на открытых слушаниях, где присутствует пресса, то тогда уже никуда не деться от этой информации.

Два дня полного кошмара, потому что в мельчайших подробностях обсуждались детали папиной смерти, зачитывали какие-то медицинские вещи, в которых папа был разобран на клеточки 

Немецкий профессор очень хотел посмотреть фотографии, которых у меня не было (были только письменные документы), и за неделю до слушаний он прилетел в Англию. Мы встретились с коронером и с полицейским, который был ответственным за расследование, и у нас произошел очень серьезный разговор. Профессор начал объяснять, какие выводы он сделал из письменных заключений экспертов, стал задавать вопросы полицейскому… Коронер был в шоке от того, что дело, которым он год занимался, рушится и все выглядит по-другому. У полицейского на какие-то вопросы вообще странные ответы были. Например, выяснилось, что даже реконструкцию событий не делали…

– …хотя это элементарное…

– …да, и когда профессор поинтересовался, почему, полицейский ответил: «Мы думали, что это самоубийство».

– Думали-гадали…

– …ну да, а доказать? В общем, как-то так… После этого коронер принял решение включить профессора в список тех, кого он будет опрашивать в суде. Потом начались открытые слушания, все это было чудовищно неприятно, особенно потому, что было огромное количество прессы…

– …прийти мог любой…

– Нет, внутрь пускали очень ограниченное количество журналистов, и те, кто был в зале, вели себя предельно корректно. Там нормальная, я бы даже сказала, здоровая атмосфера была, но пока ты выходишь из машины и идешь к зданию суда, тебя атакует огромнейшее количество людей с камерами и фотоаппаратами, дергают, снимают… Для меня это были самые ужасные ощущения после папиной смерти, потому что когда тебя все снимают только из-за того, что у тебя отец умер, это бесчеловечно, чудовищно.

Ну и дальше два дня полного кошмара, потому что в мельчайших подробностях обсуждались детали папиной смерти, зачитывали какие-то медицинские вещи, в которых папа был разобран на клеточки. В один из таких моментов моя сестра не выдержала – выбежала из зала, а я из-за того, что уже полгода со всеми этими бумагами возилась, наоборот, заснула: столько раз это читала, что наизусть выучила.

На этих слушаниях мы, как потерпевшая сторона, могли задавать любые вопросы любому выступающему. Мне изначально предлагали взять адвоката, потому что в Англии так принято, но я решила, что это лишнее и он мне не нужен, поскольку есть профессор. Кстати, он согласился участвовать в суде бесплатно.

– Publicity…

– Вовсе нет, я объяснила, что нахожусь в стесненном материальном положении, а он сказал: «Лиза, это такое интересное дело, что я готов им заниматься бесплатно!» На самом деле я советую тебе в интернете о нем почитать: этот человек фантастические вещи делал…

Больше всего вопросов у меня было к охраннику папы, и я не понимала, почему у полиции они не возникли 

В общем, мы с ним могли задавать любые вопросы и мы очень подробно расспрашивали несколько людей. После прочтения всех бумаг больше всего вопросов у меня было к охраннику папы, и я не понимала, почему у полиции они не возникли. В тот момент с ним был профессиональнейший охранник Ави, который прошел израильскую армию…

– …»Моссад»… –

…который охранял премьер-министра Израиля и много лет работал с папой. Почему-то все утро того злополучного дня охранник спал, хотя папа рано просыпается. После охранник долго разговаривал по телефону со своей женой, затем поехал пить кофе, потом в аптеку, какие-то лекарства от простуды себе покупать, затем за продуктами… К трем часам дня вернулся, при этом прислуги в тот день не было, поскольку был выходной, суббота…

– …и Борис Абрамович в результате на несколько часов один остался…

– …да, при этом охранник как-то не сообразил, что папа, который всегда рано вставал, наверное, не завтракал, потому что завтрак и обед должен был приготовить или разогреть он (в час-два папа обычно обедал). С чего это вдруг Ави решил, что может где-то до трех отсутствовать и на работу не торопиться, непонятно. Можно же быстро в магазин съездить и те же таблетки от кашля в супермаркете купить, я сама обычно так делаю. Вот эта вся часть – одна сплошная загадка.

Также выясняется, что дом при отъезде Ави на охрану не ставит, потому что, по его словам, папа его не просил, и вообще, никакие камеры не были включены, потому что папа не просил…

– …потрясающе!..

– …но ведь никто и не должен просить: это твоя обязанность – обеспечивать безопасность человека, которого охраняешь! Дальше этот Ави приезжает наконец домой, стучится к папе, чтобы узнать, когда он захочет обедать, никто не отвечает. Ави заходит в спальню, пытается попасть в ванную – дверь закрыта, и что делает этот…

– …опытнейший профи…

– …именно…

– Дверь выбивает?

– Нет, бежит звонить в скорую помощь, но оказывается, что «скорая» не может подъехать, потому что из дома какие-то ворота нельзя дистанционно открыть, и Ави идет встречать. Уже по дороге к воротам звонит папиному помощнику, описывает ситуацию, на что тот говорит: «Быстро возвращайся домой и выламывай дверь! «Скорая» подождет». И только тогда охранник догадывается взломать дверь.

На суде я спросила, почему нельзя было выломать дверь сразу, на что Ави ответил, что папа был ему так близок и дорог, что он просто испугался. При этом я знаю, что или ты профессионально поступаешь и дверь ломаешь, или человек тебе близок и дорог, и тогда ты…

– …с двойной скоростью…

– …да, еще быстрее эту дверь выносишь. Эта ситуация с охранником как была мне непонятна, когда я бумаги по делу читала, так таковой осталась и после суда. Часть этих вопросов я задавала во время суда, какие-то писала заранее коронеру… Кстати, все вопросы, которые я в течение полугода присылала коронеру, он задал на слушаниях…

– …то есть добросовестно себя повел?..

– Да, он действительно очень серьезно в ситуации разбирался, и я понимала, что суд – это прямо театральная постановка, где все логично: кто за кем выступает, какие вопросы задает и так далее.

Мне лично кажется, вначале папа был отравлен, причем его могли травить так, чтобы всем казалось – он в депрессии, а в итоге убить так, чтобы все вокруг поверили в самоубийство 

– И что же, в конце концов, суд решил?

– Судья вынес открытый вердикт: несмотря на то, что все английские эксперты высказывались в пользу самоубийства, показания профессора Бринкманна, который выступал последним, оказались решающими, было невозможно пойти против его доводов. Я, если честно, до конца не верила, что будет возможно сломить всю эту систему: в английском суде немецкий специалист в одиночку выступал против работы большого английского коллектива профессионалов. Я считаю, признание коронера, что невозможно идти против доводов профессора, по-настоящему мужественный поступок.

– Теперь прямо тебя спрошу: на твой взгляд, это самоубийство было, убийство или вообще отец, может быть, жив?

– Мне лично кажется, вначале папа был отравлен, причем его могли травить так, чтобы всем казалось – он в депрессии, а в итоге убить так, чтобы все вокруг поверили в самоубийство. Причем произошло это в субботу, а в понедельник папа должен был надолго улетать в Израиль. Там его ждал друг, и папа собирался хорошо отдохнуть…

– Тем более он там бывать любил…

– Да, очень любил Израиль и был очень позитивно на эту поездку настроен. Впервые не планировал, когда вернется, собирался достаточно долго там пробыть.

Если рассматривать версию убийства, то я рассуждаю так: если бы я хотела этого человека убить, то понимала бы, что для убийства этот день – идеальный. Прислуги нет в доме только в выходные – в субботу и в воскресенье, а в понедельник папа надолго уезжает, неизвестно, когда вернется… В общем, я бы в субботу попробовала…

– …а если не получится…

– …да, есть запасной день – воскресенье, потому что в этом доме папа около полугода жил и все об этом доме было уже известно, а как дальше ситуация сложится и представится ли возможность, никто не знает. Он не очень-то хотел туда после Израиля возвращаться. Выходит, суббота была последний шанс его там застать…

– Лиза, а это его был дом?

– Нет, официально он принадлежал его второй жене, но по договоренности после развода там жил папа. Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года. – Не утверждаю, что ни­че­го не бо­юсь, – нап­ри­мер, я не хо­тел бы, что­бы ме­ня пыта­ли, а вот смерть как та­ко­вая, же­ла­тель­но мгно­вен­ная, не пу­га­ет. Как-то же­не пожаловался: «Я что-то не­важ­но се­бя чув­ствую». «Что с то­бой?» – спро­си­ла она. «Да что-то сер­дце да­вит». – «Пос­лу­шай, Борь, те­бя ли­бо убь­ют, ли­бо сер­деч­ный прис­туп настигнет и ум­решь ты в од­ну се­кун­ду, так что не парь­ся».

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Не утверждаю, что ни­че­го не бо­юсь, – нап­ри­мер, я не хо­тел бы, что­бы ме­ня пыта­ли, а вот смерть как та­ко­вая, же­ла­тель­но мгно­вен­ная, не пу­га­ет. Как-то же­не пожаловался: «Я что-то не­важ­но се­бя чув­ствую». «Что с то­бой?» – спро­си­ла она. «Да что-то сер­дце да­вит». – «Пос­лу­шай, Борь, те­бя ли­бо убь­ют, ли­бо сер­деч­ный прис­туп настигнет и ум­решь ты в од­ну се­кун­ду, так что не парь­ся».

Мой отец являлся личным и, наверное, главным врагом Путина 

– Кто, как ты думаешь, был в смерти Бориса Абрамовича заинтересован?

– Мой отец являлся личным и, наверное, главным врагом Путина. Я считаю, что все те годы, когда папа был жив, главный удар он принимал на себя. Вся путинская ярость в первую очередь именно на папу лилась. О нем запретили упоминать на российском телевидении и в прессе. Только если какое-нибудь очередное уголовное дело, тогда можно, и было понятно, что в тот год, когда папа проиграл суд Абрамовичу, тратить деньги на борьбу с Путиным он не мог.

Но на самом деле все было еще сложнее. Уже после смерти отца я нашла ответ на вопрос, почему Рома согласился на то, чтобы папа ему деньги, согласно решению суда, выплатил не сразу, а в рассрочку. Как выяснилось, в обмен на это отец не должен был общаться с прессой.

– Уточни, пожалуйста: не должен был с прессой об Абрамовиче общаться или вообще?

– Вообще. Если проверишь, увидишь: после суда он не сделал ни одного заявления.

– Интересно…

– Оказывается, есть простое объяснение… Папе нужен был примерно год, чтобы все уладить и восстановить свое материальное положение.

– А возможности были?

– Да, мы это не раз обсуждали и с ним, и с его помощником. Требовался год на то, чтобы уладить дела, и тогда получилось бы, что мой отец снова… – …на плаву оказался бы… – Да, а из-за того, что он умер, произошел полный бардак со всеми финансовыми делами. В специальном письме, например, папа просил, чтобы моя сестра была распорядителем после его смерти…

– Катя?

– Да, но ей этого не дали сделать, потому что тут же возник «Аэрофлот», который начал ставить преграды, еще какие-то люди, вторая жена, которая хотела, чтобы вопреки завещанию все ей досталось… Из-за того, что «Аэрофлот» протолкнул своего распорядителя, все было растащено, пошло на оплату услуг адвокатов и так далее. В итоге, папу посмертно объявили банкротом, и, конечно, мне очень обидно, потому что и я, и другие сведущие люди понимают: этого бы не произошло, если бы папа был жив или если бы было исполнено папино завещание.

– Кто же знал, что он так быстро умрет, правда?

– Ну да, и если в самом начале я думала, что папина смерть была выгодна прежде всего Путину, то теперь, имея намного лучшее представление о папиных финансовых делах, я не исключаю и других мотивов для убийства. И мы сейчас говорим об очень серьезных суммах. И еще об одной вещи не надо забывать – о суде по убийству Литвиненко, где мой отец выступал как потерпевший, то есть был активной стороной и до конца общался со Скотланд-Ярдом по поводу этого дела…

– …и Марину, вдову Литвиненко, поддерживал…

– Конечно, к тому же изначально оплачивал всех адвокатов и считал этот суд также очень важным в своей борьбе с Путиным, чтобы показать его истинное лицо. Разумеется, после смерти папа уже не мог этим заниматься, Марине пришлось бороться в одиночку и она блестяще с этим справилась.

– …и мы уже сейчас видим, как решение по гибели Литвиненко на мировую политику влияет…

– Конечно. Все это должно было произойти с участием папы. Папа считал, что есть два важных судебных процесса, которые могут сильно повлиять на ситуацию и изменить отношение мировой общественности к Путину: суд с Абрамовичем и суд по делу об убийстве Литвиненко.

– У Бориса Абрамовича шестеро детей осталось, ты – старшая дочь и, по слухам, обладательницей главной доли наследства стала. Это так?

– (Качает головой). Должна была стать одной из наследниц, но, к сожалению, все пошло не так. Вторая жена отца сумела сделать так, чтобы первой и третьей семье ничего не досталось.

– «Ничего» – это вообще ничего или гораздо меньше, чем могло быть?

– Вообще ничего! Даже почти никаких личных папиных вещей мы не получили, хотя вторая жена не была упомянута ни в письмах, ни в завещании.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Пользуясь случаем, про­яс­ни­те, как мож­но чье-ли­бо сос­то­я­ние под­счи­тать и во сколь­ко, к при­ме­ру, свое вы оце­ниваете?

– Сос­то­я­ние во­об­ще очень слож­но оце­ни­вать – раз­ве что ес­ли толь­ко в по­ряд­ках (то есть по ко­ли­чес­тву ну­лей). Что зна­чит сос­то­я­тель­ный или не­сос­то­я­тель­ный? Это внут­рен­нее ощу­ще­ние: один счи­та­ет се­бя обес­пе­чен­ным, ког­да у не­го появляет­ся ты­ся­ча дол­ла­ров, а у дру­го­го, глядишь, нес­коль­ко мил­ли­ар­дов, но он се­ту­ет: ма­ло­ва­то.

Цифр я не на­зы­ваю по нес­коль­ким при­чи­нам, по­то­му что ме­ня все вре­мя преследу­ют, постоянно пы­та­ют­­ся что-то пе­рек­рыть, что-нибудь отоб­рать. Ска­жу по-дру­го­му: чув­ствую се­бя очень уве­рен­но и ком­фор­тно…

– …а это важ­но…

– Это един­ствен­ное, что важ­но! Я ве­ду тя­же­лей­шие су­деб­ные про­цес­сы, ко­то­рые сто­ят под сот­ню мил­ли­о­нов – и не дол­ла­ров, а фун­тов, но де­ло в том, что день­ги ни­ког­да не бы­ли для ме­ня при­о­ри­те­том.

– Про­цесс ин­те­ре­сен?

– И не толь­ко про­цесс: ког­да стал за­ни­мать­ся по­ли­ти­кой, го­тов был пот­ра­тить любые суммы для дос­ти­же­ния сво­их по­ли­ти­чес­ких це­лей. Вот у ме­ня час­то спраши­ва­ют: «А ты жа­ле­ешь, что 50 мил­ли­о­нов дол­ла­ров от­дал на Ук­ра­и­ну?»…

– …на Оран­же­вую ре­во­лю­цию в смысле?

– «Я их ин­вес­ти­ро­вал, – от­ве­чаю, – это са­мый эф­фек­тив­ный за мою жизнь биз­нес-про­ект». Не знаю, бла­го­да­ря мо­им день­гам по­бе­да бы­ла дос­тиг­ну­та или нет, но толь­ко средств у оп­по­зи­ции бы­ло ничтожно ма­ло. Все­го там пот­ра­че­но по­ряд­ка 75–80 мил­ли­о­нов, из ко­то­рых полсотни дал я, а у про­ти­воположной сто­ро­ны за че­ты­ре яр­да (мил­ли­ар­да на бир­же­вом слен­ге. – «ГОРДОН») было в распоряжении, при­чем два из них пошли на со­ци­аль­ные рас­хо­ды: на ни­щих, го­лод­ных, на пенсии – что­бы ку­пить го­ло­са.

– А сколь­ко раз­во­ро­ва­ли…

– По­э­то­му и го­во­рю: я аб­со­лют­но счас­тлив. Ко­неч­но, Жва­ния-жу­лик с Треть­я­ко­вым до сих пор бе­га­ют, что­бы им не вру­чи­ли по­вес­тку в суд, где при­дет­ся от­чи­тать­ся, как пот­ра­че­ны мои миллионы, но это уже дру­гая ис­то­рия, а в целом от та­ких инвес­ти­ций у меня full satisfaction, то есть пол­ное удов­лет­во­ре­ние.

Бабушка прожила 89 лет, при мне осваивала айфон, и это было совершенно потрясающе 

– Известный ученый, доктор физико-математических наук, лауреат премии Ленинского комсомола в советское время (тогда достичь всего этого еврею крайне непросто было, и не за деньги, понятно, это было куплено) Борис Абрамович Березовский в моем представлении все-таки не физиком был, а лириком, и даже одно из своих стихотворений о любви мне читал. Я понимаю, что женщин в себя не влюблять он не мог, а сам часто влюблялся – на твоей памяти?

– Наверное, несколько раз – серьезно.

– Каким же влюбленного отца ты запомнила? Что с ним в то время происходило?

– Он мог думать и говорить, конечно же, только о том человеке, в которого был влюблен.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Это прав­да, что жен­щи­нам вы сти­хи пос­вя­ща­ли?

– Ко­неч­но, прав­да – а как же?

– Хоть одно из них вспом­ни­те?

– Са­мое-са­мое, как мне кажется, луч­шее – оно так и на­зы­ва­ет­ся «Люб­лю». (Чи­та­ет).

Вдво­ем ле­тим по вос­хо­дя­щей,

Лег­ко вли­ва­ясь в ма­гис­траль,

По оги­ба­ю­щей от цен­тра

Мы кру­тим веч­ную спи­раль.

Все бли­же, бли­же, бли­же встре­ча 

– Ей из­ме­нить уже нель­зя.

Все тонь­ше, тонь­ше, тонь­ше вре­мя,

Что от­ме­ря­ешь ты и я.

Од­ним дви­же­ни­ем син­хрон­ным

От­кры­ли де­вичью ду­ши,

Од­ним при­кос­но­вень­ем смы­ли

Все пре­ды­ду­щие пу­ти.

И, при­ос­та­но­вив ды­ханье, пой­ма­ли но­вую вол­ну,

И, сбив­шись с рит­ма, лишь шеп­та­ли:

«Те­бя люб­лю». – «Те­бя люб­лю».

– Борис Абрамович очень хорошо о твоей маме отзывался: она «идеальный человек, более порядочного трудно встретить». Они с отцом действительно оставались друзьями?

– Конечно. Они же оба – интеллигентные люди (улыбается). Например, когда папа серьезно заболевал, то мама все бросала и за ним ухаживала. Папа до конца жизни называл маму Нинулей, а мама папу Борюсей.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– По слухам, с обеими пре­ды­ду­щи­ми суп­ру­га­ми вы за­мечательно ладите…

– Да, это так, и когда в оче­ред­ном ин­тер­вью ме­ня что-то спро­си­ли о быв­ших женах… «У ме­ня быв­ших жен нет, – я жур­на­лис­та поп­ра­вил, – все нас­то­я­щие». – Что в жен­щи­нах для вас наиболее ценно? Ка­кой дол­ж­­на быть ва­ша избранни­ца? – Ну, о внешн­ости мы, ко­неч­но, не го­во­рим, да? Это ус­ло­вие не­об­хо­ди­мое (сме­ет­ся)…

– …но не­дос­та­точ­ное…

– Имен­но. Для ме­ня важ­но в жен­щи­не ви­деть мать, ко­то­рая прежде всего ассоциируется с лас­кой, я счи­таю, что моя жен­щи­на – та, за ко­то­рую все вре­мя хочу по­дер­жать­ся (это и есть то глав­ное, что де­ла­ет ее мо­ей). По по­­во­ду люб­ви, в об­щем-то, есть мно­го клас­сных фор­му­ли­ро­вок, но особенно мне нра­вит­ся высказы­ва­ние Ста­нис­лав­ско­го. Пом­ни­те, на воп­рос ка­ко­го-то ак­те­ра: «А как сыграть лю­бов­ную сце­ну?» – Кон­стан­тин Сер­ге­е­вич от­ве­тил, что лю­бовь – это жела­ние при­кос­нуть­ся: на мой взгляд, он аб­со­лют­но прав.

– Вы для се­бя, что та­кое лю­бовь, сфор­му­ли­ро­ва­ли?

– Да, бе­зус­лов­но.

– Же­ла­ние при­кос­нуть­ся?

– Нет, это лишь ее про­яв­ле­ние, а Пе­ле­вин во­об­ще на­писал пот­ря­са­ю­ще: «В люб­ви на­чис­то от­сут­ство­вал смысл, но за­то она при­да­ва­ла смысл все­му ос­таль­но­му». Здо­рово, ну а я так считаю: лю­бовь – это до­пол­не­ние до цель­но­го, по­­э­то­му всю жизнь лю­ди так его по­ис­ком и оза­бо­че­ны (сме­ет­ся). 

– О бабушке спрошу. Мама Бориса Абрамовича – замечательная, судя по всему, женщина, очень его любившая, и он ей искренним чувством платил. Какие отношения у тебя с бабушкой были?

– Прекрасные! Я была первой внучкой. Бабушка меня обожала, была моим лучшим другом, защитником от папы. Каждый раз, когда я получала плохие отметки, вызывала ее, чтобы она была уже у нас дома, когда папа приходил с работы. При ней он ругать меня не мог и в какой-то момент он уже понял, что если у нас дома бабушка, значит, Лиза тройку или двойку получила (смеется).

Она была совершенно потрясающим человеком, всегда ко всем хорошо относилась, всех до конца выслушивала и поддерживала, и поэтому люди перед ней раскрывались. Многие папины друзья дружили с бабушкой – люди моего возраста, папиного… Тем, у кого матери умерли, она как бы маму заменяла.

– Сколько бабушка прожила?

– 89 лет.

– Это правда, что к концу жизни она и скайпом, и электронной почтой пользоваться научилась?

– Бабушка при мне осваивала айфон, это было совершенно потрясающе. В тот момент она находилась во Франции, а я – в Англии. Позвонила мне раза два, задала совершенно правильные, конкретные вопросы – и все, с тех пор пользовалась айфоном.

– Абсолютно современный человек!

– Да, ко всему открытый. Даже мне, несмотря на то, что у меня еще со школы первая профессия была «программист-лаборант», было, наверное, тяжелее перейти на айфон, чем бабушке (смеется).

Уже перед самым началом организатор выставки сообщает, что меня не могут взять – из-за фамилии… 

– Ты художник, у тебя, я знаю, даже выставка в Москве была. Что ты рисуешь и как этот процесс творчества происходит?

– У меня была далеко не одна выставка в Москве. Это ты, наверное, в «Википедии» прочитал (кто-то написал, а я ничего не исправляла). Я делаю в основном инсталляции. Вначале появляется какая-то идея, а затем может пройти достаточно много времени, прежде чем она окончательно отшлифуется и найдется подходящее пространство (я обычно делаю достаточно большие объекты). Иногда бывает и наоборот: мне задают тему и предлагают площадку, и уже под эти условия возникает идея. А в последние несколько лет я переключилась на ландшафтный дизайн.

– А как папа относился к тому, что ты делаешь? Ему это нравилось?

– До конца даже не знаю, потому что тут-то как раз папа меня в трудную минуту бросил. С самого начала я решила, что буду все делать по общепринятым правилам, несмотря на то, что у папы были в тот момент в распоряжении и «Манеж», и ОРТ, а некоторые художники, знавшие папу и его партнеров, этим пользовались.

Я же просто пришла с проектом в одну из немногих на тот момент существовавших галерей, и меня взяли. Это была огромная инсталляция, но тогда я даже слова такого не знала. Просто захотелось воплотить в жизнь то, что давно крутилось в голове, а красок и холста для этого было недостаточно. На открытие пришла куча народа, много друзей, журналистов, а папа в тот вечер был занят и не доехал.

– Ты обиделась?

– Он в тот вечер все же появился, но позже, пригласил меня с друзьями в ресторан отметить открытие выставки. Затем в газетах вышло огромное количество статей, где меня поливали грязью с ног до головы, причем, с одной стороны, было приятно, что никто мое искусство не критиковал, а с другой стороны – за что?

Я сама от себя не ожидала, что будет так противно. Вроде должно быть абсолютно наплевать, что какие-то глупые журналисты говорят гадости не по делу, причем какие-то нелепые, вроде «бледная Лиза Березовская»… Ну, это был март, и если бы я после лыж загорелая приехала, наверное, тоже было бы плохо. В общем, из пальца высосанные большие статьи на первых полосах газет появились, ни о чем, несуразные. Но оказалось, что когда на тебя идет огромный поток таких вещей, то это очень неприятно, а папа мне даже ничего утешительного не сказал, хотя было понятно, что все это…

– …именно из-за него произошло…

– …да, из-за него..

– …и ему адресовано…

– С такой точки зрения на это я не смотрела. Вообще, мне кажется, что папа, конечно, на каких-то моих выставках был, но никогда ничего мне не говорил. Один раз была смешная ситуация, когда в Питере готовилась выставка под названием «Воздух». В ней участвовали прекрасные, в основном питерские, художники: были работы Тимура Новикова, Георгия Гурьянова, еще чьи-то, и меня тоже пригласили.

Я придумала и специально сделала для этой выставки какие-то трехмерные облака с подсветкой, разработала для этого сложную технологию напыления. Но уже перед самым началом куратор выставки сообщил, что меня взять не могут – из-за фамилии: владельцы помещения категорически против моего участия. Глупейшая ситуация: ну там только облака, никакой политики!

Переубедить владельцев было невозможно, и тогда я решила участвовать под другой фамилией. Айдан Салахова, мой галерист, была решительно против, считала, что я предаю своего отца и семью, а меня, наоборот, это забавляло: можно начать новую жизнь! Сергей Ануфриев сочинил мне новую биографию: что я из Крыма, нахожусь под влиянием каких-то крымских художественных течений и так далее.

Я взяла фамилию Славина – моей прабабушки по маминой линии, а Еленой стала в честь новой папиной фамилии. Мне этот эксперимент понравился, были очень хорошие отзывы и арт-критики удивлялись, почему они раньше не замечали этого художника. Это мне придало еще больше уверенности в том, что я делаю, и что мое творчество никак не связано с папиной деятельностью.

Есть ли у меня мысль, что папа жив, что обязательно когда-нибудь даст о себе знать? Какая-то надежда, наверное, теплится… 

А вообще, если посмотреть с другой стороны, папа, конечно же, сильно на меня повлиял, чтобы я стала художником. В пять лет родители начали водить меня в кружок рисования при МГУ, а затем я почти до конца школы училась живописи во Дворце пионеров. Я прекрасно помню первый поход с папой в музей, Пушкинский. Первый раз в Питере, Париже, Флоренции – это все тоже вместе с папой.

– Интересно, а какие у Бориса Абрамовича предпочтения в живописи были?

– Насколько я знаю, последние лет 10 его любимым художником был Шиле, а из детства я помню, как папа часто из своих поездок привозил художественные альбомы и затем подробно рассказывал о том, что ему больше всего запомнилось и понравилось. Например, я до сих пор отчетливо помню, что именно папа говорил о картинах Эль Греко, Босха, Веласкеса, Дали после поездки в Испанию.

Очень важной особенностью папы было то, что он был открыт ко всему новому. Например, в какой-то момент в Лондоне я решила устроить большой день рождения. Сняла очень красивый ночной клуб, прилетело много друзей из Москвы, из других стран, приехали друзья из Англии, и впервые в жизни я пригласила на свой день рождения папу, потому что с тех пор, как выросла, обычно днем отмечала этот день с родителями, бабушкой и их друзьями…

– …а уж вечером…

– …ночью и утром – со своими друзьями, а в этот раз решила пригласить папу. Он пришел со своей девушкой и всю ночь провел вместе с нами. На этом дне рождения играл мой самый любимый диджей, Антон Кубиков, который пишет совершенно волшебную музыку. Папа подошел к нему несколько раз за вечер и сказал «спасибо», при этом очень четко описал ситуацию: «Как же это прекрасно и просто: красивое место, красивые люди, красивая музыка – и никакой еды!» Необычное, но в то же время емкое и точное определение.

– После смерти отца больше пяти лет прошло – тебе его не хватает?

– Ну, конечно…

– Хотелось бы посекретничать с ним, о чем-то поговорить?

– Да, но я стараюсь об этом не думать, чтобы не расстраиваться…

– Любовь твоя к отцу больше теперь – после того, как его не стало?

– Наверное, какой-то другой она стала, но об этом я тоже стараюсь не думать.

– Я с целым рядом политиков и разведчиков разговаривал, которые Березовского знали, и мысль высказывал, что Борис Абрамович на самом деле жив: честно говоря, мне этого хочется.

– Хотелось бы надеяться…

– У тебя есть мысль, что папа жив, что обязательно когда-нибудь даст о себе знать, а пока что увидит в интернете это интервью – и улыбнется?

– Какая-то надежда, наверное, теплится…

– Кстати, в фильме Лунгина «Олигарх» главный герой Платон на самом деле после покушения выжил и в конце картины на родину возвращается. Может, это очередное пророчество? Ладно, я тебе последний вопрос задам. Если бы когда-нибудь на этом свете тебе пришлось снова с отцом встретиться, что бы ты ему сказала?

– Наверное, вначале спросила бы, как он мог так с нами поступить, в грудь ударила бы, а потом бросилась обнимать. Ну, как-то так…

http://gordonua.com