раба. Учитель в современной России у меня ассоциируется с образованным рабом системы. Бесправным и униженным. Да еще и оплачиваемым по меркам и расценкам настоящего раба.Система настойчиво вынуждает меня опять стать рабом. Рабом лживым и лицемерным, который помогает преступной системе владеть всей страной
без права сопротивления. Участвовать в их махинациях по одурачиванию детей и взрослых и лживо притворяться, что ты учитель в настоящем понимании слова.
Учитель в России, да и на всем постсоветском пространстве, это олицетворение преступного государства, которое воспитывает будущего раба. Это было в советское время, это же приняло еще более извращенные формы образования в современной российской, да и всей постсоветской сфере образования.
Я помню, как я из школы ушла. В то время я работала в гимназии. Это был центр города. Рядом находилось министерство внутренних дел и другие учреждения, связанные или причастные к военным действиям. Был самый разгар русско-чеченской войны в соседней Ичкерии. Угнетающая атмосфера царила в республике. Жители республики возмущались и протестовали, и отказывались посылать своих сыновей на братоубийственную войну.
Именно поэтому в республике усиленно нагнеталась атмосфера ненависти к чеченцам. Было очень мрачное время. Атмосфера войны ощущалась
постоянным присутствием в городе людей в военной форме. Я помню серое пасмурное небо и стройный ряд военных самолетов, летящих с сотрясающим гулом в сторону Ичкерии. Этот постоянный гул и рой летящих военных самолетов нагнетал ужас. Ясно представлялась картина, какая творится там после прилета этих монстров, которые убивают братский чеченский народ. Слово «Война» запрещено было произносить. Во всех средствах массмедиа говорилось о военных действиях как о незначительном КТО (контртеррористическая операция). Таким способом массмедиа подавляли протестные антивоенные настроения. Все митинги и протесты были жестоко подавлены, и люди от страха не могли даже обсуждать, что в Ичкерии может твориться.
В класс, где я вела уроки прибыли дети военных из Чечни. Их отцы служили в российской армии.
В гимназии большинство учителей на то время были русские. И директор тоже. Они все одобряли военные действия. А дагестанские учителя возмущались скрытно, так как за это начинали прессовать и преследовать.
И вот однажды у нас был педсовет. Обсуждали обычные школьные вопросы. Меня удивило и возмутило, что ни словом не обмолвились о войне в
соседней республике. Как будто ничего рядом и не происходит. У нас задерживали зарплаты по нескольку месяцев, а если и доходила зарплата, то с неё без нашего ведома и согласия удерживали часть, как нам объясняли, в фонд Чечни. А самой зарплаты хватало только на проезд и на хлеб.
Меня поразило молчание и равнодушие всех учителей. Я взяла слово и выступила. Сказала учителям: почему вы все молчите? Мало того, что ведут войну, так еще и с нищих учителей удерживают последние гроши. И я спросила директора: меня волнует один вопрос, кто получатель денег, которые у нас удерживают. Те, кого бомбят, или те, кто бомбит наших соседей, братьев и сестер чеченцев. Меня еще больше поразила реакция учителей. Наши дагестанки молчали, не посмев меня поддержать. А русские все стали ворчать и шуметь.
Директор, — обычно я никогда не помню больше года имена людей, а ее запомнила -она грубо меня заткнула. «Не смей говорить слово «война». Там нет никакой войны, там идет КТО». Директор и ее сторонницы, гневно шипя в мою сторону, быстро закончили педсовет.
После педсовета на меня начались гонения. Директор без предупреждения приходила на мои уроки и придиралась по мелочам. Отношение учителей ко мне резко поменялось. Буквально все стали меня избегать. Ученики, которые брали у меня частные уроки английского, перестали их брать. Я оказалась одна. Без поддержки и сторонников.
И так я ушла из школы. И вот спустя 20 с лишним лет мне предлагают опять идти в рабы этой системы.
Нет уж, дорогие мои. Я ненавижу эту систему. Я не сломалась за 25 лет, в течение которых они меня гнобили.
Но я сломаю эту гнилую систему. Хотя никто меня не поддерживает. И один в поле воин!