Это было наказание за общие антисоветские настроения после принудительной коллективизации, а также за предположительное сотрудничество с немцами во время войны, хотя армия нацистской Германии даже не дошла до границ современной Чечни.

Тогда были депортированы почти полмиллиона чеченцев и ингушей. Из семьи Саламата Гаева, например, были депортированы 115 человек, 74 из которых умерли в Казахстане или в Хайбахе.

Исчезнувшая с современных карт деревня Хайбах находилась в горах, недалеко от Грозного в сторону Грузии, с другой стороны упираясь в перевал, высотой в 1500 метров. По приказу полковника НКВД Михаила Гвешиани в Хайбах – который по иронии судьбы являлся центром колхоза, носившего имя Берии – согнали жителей пяти окрестных деревень. Большей частью из них были старики, женщины и дети, поскольку многие мужчины и подростки успели сбежать в горы.

Малсагов приказал арестовать Гвешиани на месте, а позже он был депортирован вслед за своим народом в Казахстан. После смерти Сталина и Берии Малсагов, как свидетель страшного преступления, нашел возможность дать письменные показания о произошедшем в Хайбахе новому лидеру СССР Никите Хрущеву во время его визита в Алматы (тогда Алма-Ата).

«Хрущев говорил с ним два часа и сообщил, что если это не отвечает действительности, то он будет отвечать за это своей головой, — говорит сделавший сбор свидетельских показаний и материалов о трагедии делом всей жизни Гаев. – Хрущев поручил проверить утверждения Малсагова двум следователям по особо важным делам. Они работали несколько месяцев в Хайбахе и проводили эксгумацию останков людей. Но их выводы так и не были опубликованы, а сразу попали в закрытый архив».

Только во времена перестройки Михаила Горбачева в 1989 году в Чечне была опубликована первая статья о кровавой бане в Хайбахе. А первый основательный рассказ о массовом сожжении чеченцев в российских СМИ весной 1992 года опубликовала газета «Известия».

Позже новости о двух чеченских войнах заставили забыть о жесткой трагедии в Хайбахе, хотя в принятой в 2004 году в Европарламенте резолюции о геноциде чеченского народа была ссылка на массовое убийство 60-летней давности.

«После принятия резолюции мой дом окружили броневиками, вооруженные люди вторглись в дом, прямо из кровати отволокли меня в милицию и до утра продержали в клетке. Меня угрожали убить, если я открыто не скажу, что Хайбах – это неправда, что все это выдумка», — говорит бывший школьный учитель Гаев, который так и не отказался от доказательств, которые собирал в течение десятков лет.

Несмотря на старания Гаева, о трагедии в Хайбахе знают гораздо меньше, чем о трагедиях Хатыни, Лидицы и Милай, шокировавших мир в 20 веке. В чешской Лидице после убийства местного немецкого заместителя управляющего в 1942 году, нацисты убили 173 человека – всех подростков старше 15 лет и мужчин. А детей и женщин отправили в концлагерь, где умерли 60 женщин и 88 детей.

Во вьетнамской деревне Милай в 1968 году американская армия убила 350-500 местных жителей, в том числе женщин и детей. В то же время в Хайбахе не проходило военной операции: так страна поступила со своими гражданами.

«Мой отец говорил матери, что когда этих людей подожгли, они кричали так громко, что их было очень хорошо слышно в горах», — вспоминает директор находящейся в Грозном Национальной библиотеки Чечни Сатсита Исраилова, отец которой ребенком жил в горах с известным в Чечне абреком Хассаном Исраиловым.

«Когда солдаты ушли, Хассан со своими людьми спустился в деревню. Там еще оставались живые, но с ними ничего нельзя было поделать, поскольку их раны были страшными. Большинство убитых, по воспоминаниям отца, были старики и женщины», — рассказала Исраилова.

Живущий сейчас в поселке Гехи-Чу, расположенном в паре десятков километров от Хайбаха, Саламат Гаев собрал все воспоминания и документы о массовом убийстве в единственную в мире книгу на эту тему «Хайбах, расследование продолжается…». Но даже в Грозном достать эту книгу сложно, если не невозможно.

«Самыми ценными доказательствами являются воспоминания людей. От этих фактов никуда не уйти, — говорит Гаев. – У нас у всех там были родственники. Куда они все разом исчезли?»

Первое издание книги вышло в 1994 году, во времена Джохара Дудаева. Учитывая, что в конце того же года началась первая чеченская война, книгу издали весьма большим тиражом – 5000 экземпляров. «Экземпляров пытались напечатать как можно больше, поскольку понимали, что если Дудаева отстранят от власти, больше не будет возможности для распространения книги», — отметил Руслан Коконаев. Второе издание в 2012 году поддержала уже администрация Рамзана Кадырова.

Гаев рассказывает, какой ужас охватывал людей в советское время, когда они рассказывали о Хайбахе, поэтому показания было трудно собирать. Приемник НКВД, столь же безжалостный КГБ, был еще в полной силе.

«Известный чеченский народный писатель говорил мне в конце 1980-х, что он пытался изучать эту тему, но люди не хотели об этом говорить, — вспоминает Гаев. – Он сказал мне: у тебя там были родственники, ты оттуда родом, тебе они скажут. Ясно, что все они даже через сорок лет боялись говорить».

«Это были люди, от которых что-то осталось, по крайней мере, кости, — говорит Гаев. – И только совершеннолетние: от детей в этом пожаре не осталось ничего». Потом вокруг этого места установили каменный забор, но во время второй чеченской компании российские войска снесли его выстрелами из вертолетов.

Вывод Саламата Гаева о сотнях умерших в муках чеченцев неутешителен: «Место известно, но сейчас оно там никак не обозначено. Местные узнают его только по камням».

«Свидетелей и фактов много, но наша современная судебная система не готова вынести такого решения, добавляет Руслан Коконаев. — Это означало бы, что (российские) власти должны признать это геноцидом против нашего народа. Это означало бы, что очень многих тогдашних высокопоставленных людей нужно было бы задним числом признать преступниками».

Когда после ухода НКВД абреки пришли с гор в Хайбах, кроме останков своих соотечественников они нашли и прах одного офицера спецслужб. Логичным кажется объяснение, что его расстреляли свои за то, что он отказался исполнять приказ и не стал жечь чеченцев живьем. «По крайней мере, один русский солдат был против этого преступления», — сказал Гаев и впервые за все два часа нашей беседы улыбнулся.