С расшифровкой первой части этого названия у нас не возникает никаких затруднений, поскольку слово «дур» широко известно на древнем Ближнем Востоке и означает «крепость» [1, с. 38]. Это слово нередко использовалось в обозначениях городов и крепостей, названных в честь тех или иных царей, которые чаще всего являлись их основателями. Например, по такому принципу были составлены названия древних городов Дур-Шаруккин («крепость царя Шаррукина//Саргона»), Дур-Куригальзу («крепость царя Куригальзу») и т.д. [2, с. 25]. Это же слово в значении «крепость» применяли в названиях своих городов и малоазийские греки. К примеру, античный город на Евфрате (вблизи современного города Сальхиях в Сирии), широко известный своими фресками, назывался Дура-Эвропос («крепость Эвропос») [3, с. 137]. Встречается это слово и в самостоятельном применении. Так, ассирийский царь Тикульти-Нинурта I в одной из своих надписей упоминает город с названием Дуру в странах Наири [4, с. 269].

Этот термин, судя по всему, был распространен и непосредственно на территории Урарту. Так, из обращения ассирийского царя Саргона II к богу Ашшуру, описывающему поход 714 г. до н.э., мы можем узнать, что урартийские крепости, стоявшие на возвышенностях, назывались словом birtu, а крепости, располагавшиеся в низинах, обозначались термином bit duri [5, с. 206].

Второй компонент названия Дурдукки состоит, по нашему мнению, из имени широко известного в древнем мире судьи и царя Дейока (его имя отражено в древних источниках во множестве вариантов: Деийок, Дайукку, Дейокка, Дуйукка, Дайаукки и т.д., но мы будем употреблять его в форме Дейок). Дейок предстает перед нами во многом легендарной личностью; по словам Геродота (I, 96:102), он был первым царем Мидии и основателем царской династии. Геродот рассказывает, что во времена Дейока в Мидии не было городов и все население обитало в деревнях. В стране царило беззаконие и, поскольку Дейок прославился в народе своей справедливостью, его избрали судьей. Позже Дейок был провозглашен народным собранием царем, и в этом статусе он повелел построить себе царский дворец, а потом и крепость вокруг дворца и, таким образом, в Мидии появился первый город. Геродот умалчивает, как первоначально назывался этот город, но указывает, что это современные ему Акбатаны (Экбатаны).

Отметим вскользь, что социальная трансформация Дейока из судьи в царя поразительным образом напоминает драматическую историю перехода в Израиле и Иудее – по требованию народа – власти от судей к царям, изложенную в Библии (1-ая Царств, гл. 8-10). Эта история имеет отражение и во многих чеченских преданиях, повествующих о том, как народ решил избрать себе – по примеру соседних народов – князя, ликвидировав институт судей (Мехк-Кхел, «Суд Страны»), но некий человек, которого многие чеченские тайпы объявляют своим представителем, с большим остроумием убедил людей отказаться от этого намерения.

Возвращаясь к нашей теме, укажем, что Дейок (Dayaukku) был хурритом, так как его имя, как отмечает востоковед И.Г. Алиев, является вариантом имени Taiuki, имеющего твердо установленное хурритское происхождение [6, с. 64 и примеч. 4]. О хурритском происхождении имени Дейока пишет и Г.А. Меликишвили [7, с. 60]. Это имя известно также и в чеченской традиционной антропонимии, в которой обнаруживаются такие мужские имена как Дака, Даки, Дакка, Даку, Докка, Дука, Дуки, Дуокка, Така, Тока, Тука, Туки, Тукъа и т.д. [8, сс. 46, 49, 50, 83, 86]). Поэтому, вполне допустимо считать, что укрепленный город, основанный этим царем-хурритом, носил его имя и мог первоначально называться Дур-Дуккой (с использованием любого из многочисленных вариантов имени этого царя). Подтверждение сказанному мы находим в ассирийском тексте, датируемом 715 годом до н.э. Текст этот известен из анналов Саргона II, обнаруженных в зале дворца в Дур-Шаруккине. Вот что он гласит:

«В седьмом году моего правления Руса урартский задумал предательство против Уллусуну маннейского и отнял у него в полон 22 крепости; он сказал слово лжи и подозрения об Уллусуну перед Дайукку, маннейским наместником, и принял в заложники его сына. К Ашшуру, [моему владыке], воздел я руки, эти 22 крепости я осадил, завоевал и включил в границы Ассирии. Дайукку с его семьей я переселил, угнетенную страну Маннеев я восстановил» [4, с. 317]. В примечании к этому отрывку И.М. Дьяконов отмечает, что Дейукку из анналов Саргона II является тем самым Дейоком, о котором повествует Геродот [4, с. 319, примеч. 23]. Это дает нам дополнительные основания считать, что маннейская крепость Дурдукка была построена наместником Дейукку, чей статус, судя по процитированному выше документу, был не ниже царского статуса Уллусуну, поскольку урартский царь Руса I пытался поссорить их между собой. Г.А. Меликишвили также отмечает, что в лице наместника Daiukku мы, скорее всего, имеем дело с наследственным правителем Манны, поскольку урартский царь берет у него в заложники сына [7, с. 71].

Интересно отметить, что в ассирийском тексте (из анналов Саргона II), описывающем события 713 г. до н.э., упоминается Бит-Дайаукки («Дом Дейока») [4, с. 318], который И.М. Дьяконов с некоторой осторожностью локализует в районе древних Экбатан [4, с. 320, примеч. 40], где, как уже упоминалось выше, Геродот размещал построенный царем-судьей Дейоком город. Кроме того, И.М. Дьяконов полагает, что ассирийцы вернули Дейоку статус правителя Манны [4, с. 320, примеч. 40]. Эти сведения дают нам веские основания предполагать, что столица Атропатены Экбатана (Северная «семистенная» Экбатана, столица «Малой Мидии», столица Кира, упоминаемая в «Авесте») первоначально называлась Дурдуккой (Зурзуккой) и была основана хурритским царем Дейоком.

Таким образом, укрепленный город Дурдукка (Дур-Дукка, «крепость Дейока»), упоминаемый в анналах Саргона II, а также Бит-Дайаукки («Дом Дейока»), упоминаемый в тех же анналах, располагались на территории Манны (Матиены) – страны с преимущественно хурритским населением [6, с. 67]. Как отмечают анналы Саргона II, жители Дурдукки («дурдуккийцы», «дурдуки»; вариант «зурзуккийцы», «зурзуки») были депортированы ассирийцами в город Тиль-Гаримме («Тогарма» из Библии, «Тегераму» из хеттских источников, «Таргамос» из «Жизни картлийских царей» ). На наш взгляд, именно это обстоятельство и нашло отражение в родословной коренных кавказских народов, изложенной в «Картлис Цховреба», в которой дзурдзуки (дурдзуки) представлены потомками Таргамоса, являясь наиболее выдающимися потомками его сына Кавкаса.

Разбирая этимологию названия «дзурдзуки» («дурдзуки»), историки З.А. Тесаев и М.С.-Э. Баширов приходят к выводу, который, в целом, совпадает с нашей точкой зрения на эту проблему. Они пишут: «Термин «дор», или «дур»… с персидского переводится как «горный проход», «ворота», «дверь». В значении «ущелье» имеется другая фонетическая форма этого слова в армянском языке – «дзор»… Наблюдается чередование согласного звука д/дз. В английском «дверь» – «до:р» (door); немецком – «тюр» (tür); польском – «дрзви» (drzwi) и т.д. Собственно русское «дверь», по-видимому, имеет то же происхождение, как, впрочем, и чеченский топоним «Доьра» – название общества и собирательное наименование ряда укрепленных поселений в горах Чеченской Республики (Аргунское ущелье). Таким образом, первая часть этнонима «дурдзук» или его более архаичной (в отношении грузинской) формы – «дурцк» (др.-арм.) – ясно увязывается с термином дур/дор/дзор/дзур – ущелье, врата, горный проход, дверь» [9, с. 185].

Следует полагать, что персидский термин дор (дур) в значении «горный проход», «ворота», «дверь» является семантическим отражением древневосточного понятия dur («крепость»), которое мы разбирали выше. Смысловая связь между терминами «горный проход», «ворота» с одной стороны, и «крепость» – с другой вполне очевидна и присутствует во многих языках (мы подробно рассмотрим этот вопрос ниже). А пока отметим, что древневосточный термин dur («крепость») в выявленном значении был широко распространен не только в Передней Азии, но и в Европе и имел, судя по всему, хуррито-урартско-этрусское происхождение.

Прежде всего бросается в глаза сходство этого термина (dor, dur) в отмеченных выше значениях с французским словом тур (tours) – «башня». Во Франции, на реке Луаре есть и город с таким названием (Тур), известный еще с римской эпохи. Показательно, что на гербе Тура изображены три башни. По мнению английского лингвиста Эрика Партриджа (Eric Partridge) в основе французского tours лежит латинское turris – «высокое место», «укрепленное место». Разбирая происхождение английского термина tower («башня»), созвучного с латинским turris и французским tours, Эрик Партридж выявил еще целый ряд связанных с этим термином лексических схождений. Ученый полагал, что tower имеет этимологическую связь с towering («возвышающийся») и восходит к древнегреческому обозначению этрусков – «тиррены» («tyrrenoi»), или к диалектной форме «тирсены» («tursenoi»), что, по его мнению, означает «строители башен», причем, как отмечает Эрик Партридж, все названные термины происходят из какого-то неиндоевропейского языка [10, с. 3522].

Бросается в глаза, что Эрик Партридж в разбираемых им терминах (turris, tours, tower, towering, tyrrenoi) выявляет два значения – «башня (укрепленное место)» и «возвышенность (возвышенное место)». В этой связи уместно привести мнение, высказанное Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым: «Обычной формой «укрепленных поселений» у древних индоевропейцев были поселения на возвышенностях, скалах. Слова, обозначавшие такие укрепленные поселения, связаны обычно с основами в значении «высокий», «гора», «скала»» [11, с. 744]. Однако семантическая взаимосвязь понятий «укрепленное поселение» («башня», «замок», «крепость») и «возвышенность» («гора», «скала») проявляется не только в индоевропейских, но и кавказских языках.

Для типологического примера отметим, что исходный нахчийский термин «берд» («скала», «утес», «обрыв», «обрывистый берег») в древнеармянском дает значение «крепость», а в армянский этот термин, очевидно, попал из хуррито-урартского, поскольку в хурритской Матиене (в области Зикирту) мы обнаруживаем «царский город» Парда (Parda) [4, с. 317], название которого Г.А. Меликишвили уверенно сопоставляет с названием одного из крупных центров Кавказской Албании, ее второй столицы, города Барда-ви (отмечая при этом, что окончание «ви» является типичным для топонимов этого района) [12, с. 121]. Город этот был построен в раннее средневековье и в различных письменных источниках его называли по-разному – Барда, Бардаа, Берда, Бердаа, Партав (у арабов) и т.п. В.Ф. Минорский пишет, что Бердаа был построен албанским царем Ваче при сасанидском царе Перозе (V в.) на территории расселения гаргаров [13, с. 29], признаваемых народом, родственным нахчийцам («нахам») [14, с. 67; 15, с. 38; 16, сс. 25-28; 17, с. 21 и др.] и при этом являвшихся ведущим этносом Кавказской Албании [18, с. 103]. Более того, в древности вся Кавказская Албания называлась Гаргарским царством [19, с. 72]. Учитывая, что город Берда (Барда) поначалу являлся одной из крепостей, построенных персами против хазар [20, сс. 103-104], этимология этого названия достаточно прозрачна – «крепость», «твердыня». Таким образом, в кавказских (хуррито-урартских и нахчийских) языках мы видим ту же закономерность, что и в индоевропейских – термины «гора», «скала», «возвышенность» часто выступают синонимами понятий «крепость», «башня», «укрепление».

Несомненно, к блоку выявленных Эриком Партриджем схождений (turris, tours, tower, towering, tyrrenoi) относится также и почему-то пропущенное им название легендарной Трои (греч. Τροία, Τροίη), которое, в свете отмеченных выше значений, вне всяких сомнений означает «крепость»; Гомер и описывает этот город в «Илиаде» мощной «крепкостенной» крепостью. При этом следует учитывать, что название Трои – «негреческое, неотделимое от малоазийской почвы» [21, с. 95]. Действительно, аутентичное название этого города мы обнаруживаем в хеттских текстах, в частности, в «Анналах» Тудхалияса IV (XIII в. до н.э.) – Taruiša (варианты чтения: Truiša, Trujša, Taruiša, Tarujša и Taruisa) [21, сc. 95-96].

Фонетическое созвучие и семантическое совпадение между древнегреческим обозначением этрусков – «tyrrenoi»//«tursenoi» («строитель башен») и названием Трои (Τροία, Τροίη Truiša, Trujša, Taruiša, Tarujša и Taruisa – «крепость») можно объяснить, по нашему мнению, троянским происхождении этрусков, о чем писали многие древние авторы. Наиболее в полном виде этот рассказ изложил римский поэт Вергилий в «Энеиде» (I в. до н.э.). Что касается научной подачи гипотезы о троянских корнях этрусков, то тут пальму первенства следует вручить болгарскому ученому В. Георгиеву, который впервые обосновал эту идею множеством исторических, лингвистических и топонимических данных. Тщательный анализ древних источников (малоазийских, египетских, греческих, латинских), произведенный ученым, устанавливает полное фонетическое и семантическое тождество обозначений этрусков и троянцев [22, с. 137]. По сути, исследование В. Георгиева показывает, что названия этрусков и троянцев в их аутентичном звучании были полностью идентичными.

Следует сказать, что Вергилий, описывая переселение троянцев в Италию, следовал не только римским и греческим преданиям, но и, в первую очередь, этрусским, с которыми он был прекрасно знаком, так как и сам был этруском по матери. Легенды о троянском происхождении Энея, которого знатные римляне считали также и своим прародителем (вообще, у римских патрициев подлинная знатность обосновывалась происхождением от Энея или его спутников), были известны этрускам начиная по крайней мере с VII в. до н.э. [23, с. 133]. Интересная деталь: Ромул, основатель Рима, считался 15-м потомком троянца Энея [24, с. 133], и если доверять этой родословной, переселение троянцев (этрусков) в Италию состоялось приблизительно за 350-400 лет до основания Рима (считается, что Рим основан в 753 г. до н.э.). Иными словами, получается, что Эней со своими спутниками прибыл в Италию в том самом XII в. до н.э., когда пала Троя. Важно добавить, что древнее проживание этрусков у северо-западного побережья Малой Азии подтверждается т.н. Лемносской стелой, на которой зафиксирована надпись, составленная на архаическом диалекте этрусского языка [25, с. 30].

Мы уже приводили мнения авторитетных ученых о том, что этрусский язык являлся диалектом хурритского (см. 1-ую главу данной работы). Это позволяет нам допустить, что и жители Трои, тождественные в этноязыковом отношении этрускам, также являлись хурритами. Показательно, что причерноморские халибы (т.е. халды – народ, родственный хуррито-урартам) поддержали во время Троянской войны своих этнических собратьев-троянцев, и их войско Гомер упоминает рядом с отрядами «шлемоблещущего» Гектора, сына Приама, и Энея, сына Анхиза:

«Рать галидзонов Одий и Эпистроф вели из Алибы;

Месторождение в ней серебра, в той стране отдаленной»

(Ил. II, 856).

Алиба – так Гомер называет страну халибов, что отмечал еще Страбон [Strabo, XII, III, 20].

Этруски, потомки троянцев, не прерывали связей с хуррито-урартами и в более поздние столетия. В частности, для каких-то ритуальных целей они покупали у урартийцев знаменитые бронзовые котлы, которые в большом количестве обнаруживаются в этрусских гробницах [26, сс. 62-63]. Многие ученые, в том числе итальянские, считали, что древнейшие корни этрусков следует искать в степях Предкавказья [27, с. 11]. Любопытно, что и Вергилий в своей поэме намекает на какие-то связи Энея с Кавказом, вкладывая в уста карфагенской царицы Дидоны, разгневанной намерением предводителя троянцев покинуть ее, такие слова:

«Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,

Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили,

В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой!»

(«Энеида», кн. IV, ст. 365-367).

Примечательно, что Эней считался потомком (внуком) некоего дарданского героя, которого звали Кап (Капис), в честь которого были основаны города Капуя в Италии и Капий в Аркадии (Strabo, XIII, 1, 53). Не исключено, что имя (Кап) связано с названием Кап > Каф, которым с древнейших времен обозначался как Кавказ, так и сакральный север, «северная гора», первичное обиталище богов (об этом см. в последующих разделах).

Описывая связи этрусков с урартийцами, А.И. Немировский отмечает такой примечательный факт: «В 20-х годах XX в. западноевропейская наука ознакоми¬лась с памятниками культуры Урарту и не без удивления от¬метила параллелизм культурных достижений урартийцев и этрусков. Г. Мюлештейн у обоих народов выявил сходство художественных кованых изделий: треножников, канделябров, бронзовых обивок для тронов. Он увидел у этрусков и урартийцев близкое родство и связь их культур с культурными достижениями крито-микенской эпохи» [27, сс. 11-12]. Знаменательно, что прибрежный город, через который урартийцы осуществляли торговлю с заморскими странами, в том числе и с Этрурией, именовался Тарс (ныне Тарсус) [26, с. 33], название которого можно поставить в один семантический ряд с разбираемыми нами названиями и терминами.

К названиям подобного же типа относится и наименование этрусской колонии Тартесс на Пиренейском полуострове, основанной в XII в. до н.э. Историк Д. Петерс так писал об основании этого легендарного города: «Тартесс был основан этрусками раньше, чем Гадес финикийцами. За это говорит более благоприятное расположение Тартесса поблизости с рудниками Рио Тинто и господство над Бэтисом (Гвадалквивиром). Так как «турша» (этруски) около 1190 г. до н. э. вместе с другими «морскими народами» напали на Египет и получили здесь отпор, то они, по-видимому, направились на запад и около 1150 г. основали Тартесс, который по своему основателю был назван «Турте»» [28, с. 106].

Немецкий ученый Адольф Шультен отмечал, что с названием этрусков (тирсенов) был связан древний малоазийский город Tursa (Turra) [29, с. 17]. Кроме того, А. Шультен пишет, что название Тартесс в финикийском языке (как и в Библии) звучало как Таршиш, а жители Тартесского царства назывались turtoi, turtutanos – от древнейшего названия города (и царства) Турт//Турте [29, с. 18].

Как мы видим, в названии Тартесса (Турте) явственно обнаруживается разбираемая нами основа Тар (Тур), означающая «башня», «крепость», «укрепленное поселение». Следует добавить, что город Тартесс, как и весь регион Южной Испании, неоднократно упоминается в Библии под названием Таршиш [30, с. 46], что сближает это название с наименованием Трои в хеттских источниках XIII в. до н.э. – Taruiša (Truiša, Trujša, Taruiša, Tarujša и Taruisa), и это лишний раз свидетельствует об этнических связях этрусков и жителей Трои.

Выше мы отмечали, что между понятиями «укрепленное поселение» («башня», «замок», «крепость») и «возвышенность» («гора», «скала») наличествуют не только фонетические созвучия, но и семантическая взаимосвязь, причем, исходным значением являются обозначения возвышенностей (холмов, гор, скал, обрывов). Другую закономерность мы наблюдаем в семантической взаимосвязи терминов «укрепленное поселение», «крепость», «замок», «башня» с такими понятиями как «крепкий», «сильный», «мощный», «твердый», «прочный»; «крепость», «сила», «мощь»//«мочь», «твердость», «прочность» [11, сс. 744-745]. Учитывая эту взаимосвязь, обратимся к древним языкам (переднеазиатским и европейским), чтобы поискать соответствующие фонетические и семантические отражения.

С.Л. Николаев и А.Б. Страхов, разбирая интересующее нас слово, в одной из своих совместных работ отмечают: «Анатолийская праформа Tarhu (Tarhuna) дает множество соответствий в хеттском, ликийском, лувийском, лидийском, этрусском, др.-греческом и т.д. и восходят к хеттской основе tarh(u) – «побеждать, мочь»» [31, с. 150]. По всей видимости, к этому же блоку понятий относится, как уже упоминалось, также и урартское tara(g)e, tara(g)i – «могущественный», «сильный», «много» (с грамматическими вариациями tara, tari, targi и т.д.) [32, с. 408]. В этот же ряд понятий, очевидно, можно включить урарт. tarajuha – «(слишком?) большой» [33, с. 142], а также урарт. dera – «сила» [34, с. 88]. Эти урартские лексемы находятся в бесспорном родстве с чеченским терминами «таруо» – «возможность», «потенциал» и тарх – «скала» [35, с. 295].

Возвращаясь к разбираемому нами этнониму, следует учесть мнение З.А. Тесаева и М.С.-Э. Баширова относительно того, что армянская форма произношения этого названия «дурцк» может иметь самостоятельное происхождение, а не быть просто транслитерацией грузинского «дурдзук» («дзурдзук»). Более того, З.А. Тесаев и М.С.-Э. Баширов считают армянский вариант этого этнонима более архаичным, нежели грузинский, но, на наш взгляд, это мнение требует дополнительного изучения, учитывая очевидную связь названия «дурдзук» («дзурдзук») с названием маннейской крепости Дурдукка (Зурзукка), упоминаемой в ассирийских надписях еще в VIII столетии до н.э., тогда как этноним «дурцк» («дурцук») впервые фиксируется в «Ашхарацуйце» в VII в. н.э., т.е. более чем через 1300 лет. Это дает нам основания считать, что именно название «дурдзук» (дзурдзук») являлось первичным, а название «дурцк» – вторичным. Тем не менее, мы считаем вполне убедительной предлагаемую З.А. Тесаевым и М.С.-Э. Башировым этимологию армянского варианта интересующего нами этнонима:

«На территории Великой Армении, согласно труду «Ашхарацуйц», известны такие названия (армянские топонимы), как: Агдзни-к, Кордачай-к, Сюни-к, Гугар-к, Тай-к, Цоп-к, Кети-к, Тати-к, Чаху-к и другие… Все они имеют очевидный армянский топоформант – к, который, по нашему мнению, и обнаруживается в армянской же форме этнонима «дурдзук» – дурц-к. Что же касается аффикса -ц-, то он, можно полагать, является образователем названия субэтнической группы, рода, фамилии. По крайней мере, этот элемент и сейчас известен и наблюдается в армянских фамилиях: Адон-ц, Атасун-ц, Аюн-ц, Гарун-ц, Хачоян-ц и т.д. Таким образом, древнеармянская форма «Дурцк» разделяется на три части: дур + ц + к, – и состоит из корня «дур» (ущелье, врата), аффикса фамильной принадлежности -ц- (Дурц, т.е. «Дуровы», «Вратники») и топоформанта – к (Дурцк, т.е. » [Владение] Дуровых», или «[Владение фамилии] «Дур/Врата»)» [9, с. 186].

Следует учитывать, что в армянском, судя по всему, мы имеем также термин, совпадающий по звучанию и семантике с грузинским обозначением дурдзуков (дзурдзуков) – дзор в значении «ущелье» (т.е. «горный проход»). Специалисты по топонимике трактуют этот термин таким образом: «дзор (зор, зур) – ущелье, долина, овраг. Этот термин входит в состав некоторых названий в Закавказье и Турции..: хребет Зангезур протянувшийся в Армении и Азербайджане, с. и р. Дзорагет («ущельная река»), левая составляющая р. Дебед в Армении, села Гехадзор («красивое, живописное ущелье»), Дзорашен («ущельное селение»), Какавадзор («ущелье куропаток»), Хайоцдзор («армянское ущелье»), Меградзор («медовое ущелье»), Дзорахбюр («ущелье родников») в Армянской ССР, села Замзур, Чирагидзор и Цахихдзор («ущелье цветов») в Азербайджанской ССР, где существует параллельная азербайджанская форма — Дарачичаг; с. Хайоцдзор («ущелье армян») к юго-востоку от оз. Ван на р. Хошаб в Турции. Известен термин дзор и в составе исторических топонимов: Азнвацдзор, Джермадзор и др.» [36, с. 81].

На Кавказе (как и в других регионах мира) термины «крепость» и «ворота» часто выступали синонимами, поскольку на них возлагалась общая функция – запирать какой-то проход, ограждать доступ. Относительно того, что в случае с дурдзуками синонимичность терминов «крепость» и «ворота» существовала с весьма давних времен, засвидетельствовано, в частности, у арабского автора IX века Ахмада ал-Баладзори, который, описывая события VI века, отмечает, что персидский царь Ануширван «построил также ворота Дурдзукия (Dourdsouk), которые состоят из двенадцати ворот, из коих каждые – каменный замок» [37, с. 7].

Синонимичность терминов «ворота» и «крепость» проступает, к примеру, и в упоминавшемся выше горном поселении Доьра (Döra). Специалист по топонимии А.С. Сулейманов пишет: «Доьра (Дёра) – Склон, развалины древнего поселения, сохранившиеся от некогда мощного замкового укрепления с единственной стрельницей Доьрахойн бIов, на левом берегу Доьрахойн эрк (правый приток Орга) к юго-востоку от Итон-кхелли. Жители ТIера ЦIуьника, КIел ЦIуьника и Доьра составляли одну этническую группу и называли себя «доьрахойцы». Этническое название «доьра», «доьрахой» возникло на основе «дор» – горный проход, ворота (перс.). Действительно, «Доьра» напоминает горный проход и доьрахойцы вели наблюдение за Аргунским ущельем и ущельем Доьрахойн эрк» [38, с. 123]. Как мы видим, А.С. Сулейманов считал, что основа «дор» имеет иранское (персидское) происхождение, однако, как мы уже подробно разбирали выше, этот термин (дор, дур) имеет древнее переднеазиатское происхождение и было отмечено во многих странах этого региона, в том числе и в Урарту.

Термин «ворота» как обозначение мощных крепостных укреплений мы обнаруживаем и у Ксенофонта в описании восстания сатрапа Кира против царя Персии: «Отсюда он (т.е. Кир. – Авт.) проходит в один переход 5 парасангов к «воротам» из Киликии в Сирию. «Ворота» состояли из двух стен, из которых одна – внутренняя, расположенная со стороны Киликии, –охранялась Сиеннесием и киликийской стражей, а внешняя, расположенная со стороны Сирии, охранялась, по слухам, отрядом царских войск. Между этими стенами протекает река по имени Карс, шириной в плетр. Все пространство между этими стенами равняется 3 стадиям. А пробиться силой, минуя стены, невозможно, так как проход узок и стены доходят до моря, а над ними поднимаются обрывистые скалы и на обеих стенах, возвышаются башни» («Анабасис», Кн. I, гл. IV, 4). Судя по приведенному описанию, эти «Сирийские ворота» не уступали по мощи «Железным воротам», т.е. Дербентской крепости. Укрепленные города, крепости обозначались как «ворота» не только на Кавказе и в Передней Азии, но и в других регионах. К примеру, описывая крепость («рабат») Замджан в Хорезме средневековый арабский автор Ибн-Фадлан называет ее Баб-ат-турк («врата турок») [39, с. 62].

Интересно, что такое же сочетание («крепость» – «ворота») мы обнаруживаем и в названии русского города Тверь, основанного в XII веке. Про постройку этого города летопись повествует, что князь Всеволод Большое Гнездо повелел поставить «Твердь… при устии реки – укрепленный городок…» [40, с. 477]. При этом термин «твердь» («крепость») имеет однозначную семантическую связь со словом «дверь» («ворота»).

Подобная семантическая связь («ворота» – «крепость») проявляется почти во всех славянских и во многих иных индоевропейских языках. При этом бросается в глаза созвучие русского «тверь» («крепость») с отмеченными нами выше европейскими и переднеазиатскими терминами в значении «башня», «крепость» (turris, tours, tower, Τροία, Τροίη Truiša, Taruiša, Taruisa и т.д.).

Вследствие всех изложенных выше фактов можно допустить, что армянская и грузинская формы написания разбираемого нами названия не заимствованы друг у друга, а имеют самостоятельное происхождение. Но при этом оба варианта (дурдзук, дурцк) опираются на древнее переднеазиатское обозначение крепостей (башен, замков = «ворот») – «дур» (с фонетическими вариациями этого термина в восточных и европейских языках, которые мы обозначили выше). Исходя из этого, мы можем сказать, что в обоих случаях в основе названия «дурдзук» («дурцк») лежит термин «дур», обозначающий взаимосвязанные по смыслу понятия: «крепость», «башня», «замок», «ворота». Таким образом, дурдзуки (дзурдзуки), дурцк – «жители башен», «жители крепостей», «жители укрепленных мест» и одновременно с этим «жители возвышенных мест», «горцы».

_________________________________

1. Дьяконов И.М. Материалы к фонетике урартского языка.//Вопросы грамматики и истории восточных языков. М.-Л., изд-во АН СССР, 1958 г., 27-53 С.

2. Якобсон В.А. Цари и города древней Месопотамии.//Государство и социальные структуры на Древнем Востоке. М., «Наука», 1989 г., 17-37 С.

3. Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. Греческое искусство и его наследники в несредиземноморской Азии. (Пер. с фран.). М., изд-во «Искусство», 1985 г., 206 С.

4. Дьяконов И.М. Ассиро-Вавилонские источники по истории Урарту (АВИИУ). ВДИ, №2, 1951 г., 257-356 С.

5. Дьяконов И.М., Медведская И.Н. Урартское государство в новом освещении. Рецензия на книгу Zimansky P.E. Ecology and Empire: the Structure of the Urartian State. – Studies in Ancient Oriental Civilization, 41. Chicago, the Oriental Institute, 1985, p. 141, plates 15, tables 17.//ВДИ, 1987 г., № 3, 202-211 С.

6. Алиев И.Г. История Мидии. Баку, изд-во АН Аз. ССР, 1960 г., 360 С.

7. Меликишвили Г.А. Некоторые вопросы истории Манейского царства. ВДИ, 1949 г., № 1, 57-72 С.

8. Чеченский ономастикон. Современные и архаичные имена и прозвища. Элиста, изд-во «Джангар», 2017 г., 135 С.

9. Тесаев, З.А., Баширов, М.С.-Э. К этимологии этнонима «дурдзук».//Материалы Второй национальной научной конференции с международным участием «Общая и учебная лексикография в условиях билингвизма: теория. Методы исследования. Технологии» (г. Грозный, 24–26 сентября 2020 года). Грозный, изд-во ЧГПУ, 2020 г., Т. II, 181–187 С.

10. Partridge Eric. Origins. A short etymological dictionary of modern English. London and New York, by Routledge & Kegan Paul Ltd, 1958. 4218 C.

11. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Часть II, раздел 1. Благовещенск, ЗАО «Типографкомплекс», 1998 г., 855 С.

12. Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. Тбилиси, изд-во АН Груз. ССР, 1959 г., 507 С.

13. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. М., изд-во Восточной литературы, 1963 г., 266 С.

14. Виноградов В. Б., Чокаев К.З. Древние свидетельства о названиях и размещении нахских племен.//Археолого-этнографический сборник. ИЧИНИИ, т. VII, вып. 1, Грозный, Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1966 г., 64-70 С.

15. Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1963 г. 555 С.

16. Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М., «Наука», 1971 г., 205 С.

17. Харадзе Р.Л., Робакидзе А.И. К вопросу о нахской этнонимике.//Кавказский этнографический сборник. Вып. II, Тбилиси, изд-во «Мецниереба», 1968 г., 12-40 С.

18. Новосельцев А.П. Раннесредневековая культура народов Закавказья.//Вопросы истории. 1973 г., № 6, 100-115 С.

19. Гумба Г. Д. Кавказская Албания по «Ашхарацуйцу» Вардана Вардапета (XIII в.).//Журнал социальных наук. Ереван, 1986 г., 64-73 С.

20. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л., изд-во Ленинградского университета, 1979 г., 213 С.

21. Гиндин Л.А., Цымбурский В.А. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., изд-во «Восточная литература», 1996 г., 328 С.

22. Георгиев В. О происхождении этрусков. ВДИ, 1952 г., № 4, 133-141 С.

23. Штаерман Е.М. Римская религия и христианство.//Религии мира. История и современность. 1988. М., «Наука», 1990 г., 129-150.

24. Вогэн А.К. Этруски. (Пер. с англ.). М., КРОН-ПРЕСС, 1998 г., 235 С.

25. Гиндин Л.А., Цымбурский В.А. О Езеровской надписи и фрако-этрусских связях: проблемы мнимые и подлинные.//Античная балканистика. М., «Наука», 1987 г., 27-36 С.

26. Пиотровский Б.Б. Искусство Урарту (VIII-VI вв. до н.э.). Л., изд-во «Государственный Эрмитаж», 1962 г., 164 С.

27. Немировский А.И. Этруски. От мифа к истории. М., «Наука», 1983 г., 261 С.

28. Петерс Д. Проблема этногенеза населения Иберии (древней Испании).//ВДИ, 1940 г., № 2, 106-121 С.

29. Шультен А. Тирсены в Испании. (Новые данные об иберийском языке).//ВДИ, 1941 г., № 1, 8-30 С.

30. Циркин Ю.Б. История древней Испании. СПб., «Нестор-История», 2011 г., 432 С.

31. Николаев С.Л., Страхов А.Б. К названию бога-громовержца в индоевропейских языках.//Балто-славянские исследования. 1985. М., «Наука», 1987 г., 149-163 С.

32. Меликишвили Г.А. Урартские клинообразные надписи. М., изд-во АН СССР, 1960 г., 460 С.

33. Дьяконов И.М. Языки древней Передней Азии. М., «Наука», 1967 г., 489 С.

34. Дьяконов И.М. Урартские письма и документы. М.-Л., изд-во АН СССР, 1963 г., 142 С.

35. Исмаилов А.Т. Чеченско-русский словарь «Дош», Элиста, изд-во «Джангар», 2009 г., 797 С.

36. Абрамян Г.С., Мурзаев Э.М. Армянская географическая терминология.//Вопросы ономастики: межвузовский сборник научных трудов. Свердловск, Уральск. гос. ун-тет, 1982 г., 75-89 С.

37. Баладзори. Книга завоевания стран. (Материалы по истории Азербайджана, Вып. III). (Пер. П. К. Жузе). Баку. Общество обследования и изучения Азербайджана. 1927 г., 39 С.

38. Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Часть 1. Грозный, Чеч.-Инг. Кн. изд-во, 1976 г., 237 С.

39. Ковалевский А.П. Новооткрытый текст Ибн-Фадлана.//ВДИ, 1938 г., №1, 57-71 С.

40. Славянская энциклопедия. Киевская Русь – Московия. М., ОЛМА Медиа Групп 2001 г., Т.2, 814 С.